Гагарин и гагаринцы

Долго вспоминали они в казарме по-матерински уютный дом. Много позже, когда по радио передавали концерт для полярников, дрейфующих на станции «Северный полюс-4», оба прислушались и тотчас взглянули друг на друга:

— Узнаешь?

— Конечно. Валина пластинка.

А в тот вечер Юра Гагарин упорно нажимал ногу товарищу, намекая: пора, мол, и честь знать. А он все не хотел уходить из дома, полного доброй женской ласки, хлебосолья.

Гагарин поднялся и пошел на кухню проститься с родителями Вали.

— Спасибо за беляши, за чай.

Возвращаясь в училище, они опять устроили пробежку, чтобы не замерзнуть в своих лыжных костюмах. И только у самых ворот Юрий Дергунов сказал неожиданно:

— Смотри, Юрка, если ты не влюбишься в Валю, так я сам..

Гагарин отшутился:

— Вот как! Больше не видеть тебе беляшей… А ведь в следующий раз, слышал, обещали пельмени…

ЮРИЙ И ВАЛЕНТИНА

Чуть забрезжил тусклый рассвет — Валин отец разбудил дочь и жену:

— Одевайтесь, засони..

Уж какие там засони — еще вчера Валя допоздна мыла полы, стирала. Все делала споро, от того, что в душе таила радость — придет же, наверное, Юра и в это воскресенье, хоть и сказал неопределенно:

— Увидимся скоро. Как выдастся свободный денек, так и нагрянем. Можно?

Она утвердительно кивнула, плавно повела плечами, теребя густую косу. Ответила с достоинством радушной, хлебосольной хозяйки дома:

— Приходите. Будут пельмени. И Толю своего, который вас сегодня выручил, непременно приводите…

Подозрительным показалось вчера отцу чрезмерное усердие дочки. И пыль-то ока вытирала со всех шкафов и шкафчиков, а занавеси, совсем вроде бы чистые, быстренько сняла и выстирала, и подушки выколачивала на улице. Поэтому загодя купил мясо на фарш.

Любил отец воскресным утром почаевничать в семье. Но сегодня они с матерью отправились в гости.

Валя разделывала тесто маленькой рюмкой, и пельмени получались такими крошечными, что отец не выдержал, сказал с порога:

— Эдак ты будешь лепить их до самого вечера…

— Ничего. Зато красивы, как на подбор.

Раздался стук в дверь и веселый звонкий голос на пороге спросил: «Здравствуйте! Валя дома?»

Екнуло радостно сердце. Только и успела убрать со лба выбившуюся прядь. Такой он и увидел ее: в фартуке, руки в тесте. И милей, красивей показалась она в это утро, чем в праздничном платье на вечере.

Подумалось впервые: «Если женюсь, так на ней или похожей на нее. Чтобы приходил с аэродрома — а на столе щи дымятся, пельмени сделаны. И по дому малышня ползает. Не меньше троих. Девчонки, мальчики. И даже пусть ревут на все лады. Тоже хорошо. Весело чтобы жизнь катилась…»

Уловив, что пришел вроде бы рановато, сказал, извиняясь:

— Видите ли, Валя, товарищи мои сегодня немножко проштрафились. И увольнительная у них сорвалась. Юра даже будет полы по этому случаю драить в казарме.

— Что ж он натворил? — с испугом всплеснула руками.

— Это маленькая военная тайна. Пусть Юра расскажет сам. Ничего страшного, успокойтесь.

— Чего же я держу вас на пороге-то, — спохватилась Валя и стала задвигать в стол тесто, фарш, словно бы стесняясь того дела, за которым он ее застал.

— А знаете. Валя, — предложил он неожиданно для нее, а может, и для себя, — давайте вдвоем поработаем. Идет?

Она повязала ему поверх гимнастерки полотенце и стала показывать, как лепят пельмени. Он старательно повторял за ней. Но рядом с Валиными его пельмени были так неуклюжи, что он сдвинул их в сторонку и растерянно сознался:

— Видно, каждому — свое… Если когда-нибудь проштрафлюсь, сразу попрошусь на кухню, там подучусь и только потом пойду к вам в ученики. Идет?

Валя смеялась, а руки ее так и летали над маленькими кусочками теста.

— А чтоб вам веселей работалось, — тотчас придумал он, — давайте я буду читать.

Подошел к этажерке с книгами, долго что-то искал.

Вынул голубой томик, радостно воскликнул:

— Нашел!

И совсем по-мальчишески уткнулся в него, забыв обо всем. Она взглянула на него и опустила руки: стоял, с упоением читая книгу, славный парень с худым затылком, широкий ворот гимнастерки подчеркивал юношески тонкую его шею. Всю ее пронзила бог весть откуда взявшаяся щемящая жалость к этой мальчишеской шее: «Конечно, давно ведь из дома. Выкормлен не мамиными блинами, как я. А все по столовкам, на супах да кашах… Надо будет что-то повкусней им готовить. А то ведь отвыкли все они от домашней стряпни».

А он опять весело заговорил про свое:

— Ладно, сознаюсь вам. Валя. Сколько слышал: «Есенин, Есенин», а ведь не читал еще ни разу его стихи. Слушайте, Валя, как же это здорово!..

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

— Имя-то какое красивое Ша-га-нэ… — Валя в раздумье произнесла его по слогам.

А он перевернул страницу и опять начал: «Ты сказала, что Саади…» — И запнулся. Заминку свою поспешно объяснил:

— Имена какие-то: Шаганэ, Саади — не выговоришь сразу…