Вряд ли ты об этом задумывался, но языки, на которых мы говорим, довольно примитивны. Ну, если тебе есть с чем сравнивать. Русский, как и все славянские, или тюркские, или любой из романской группы — это всегда некая упрощенная Лингва Франка. Всеобщий язык. И язык упрощенный очень сильно — надо было огромной толпе из обособленных этнических и культурных групп быстро смочь между собой общаться. Логично, что все что в языке слишком уж сложное — отсекается и выкидывается. Кое какие атавизмы остаются — на польском ты не сможешь сказать «они» про собак или детей. Потому что это уже «оне». И так далее — глагольные формы, падежи, окончания, — все на выброс, остается только необходимый минимум. Конечно, многие скажут что русский язык богат и красив — да, мы можем, в отличии от, ну например китайского, сказать «собакен» на дружелюбную собаку, «собачка» на маленькую собаку. А если нам встретится собака еще меньше — мы можем выкрутиться «собачуленькой» если она милая, и «сучка мелкая» если она злая. Блин, это уже два слова. Да и ладно, в любом случае нам не победить голозадого бушмена, носителя древнего языка маленького племени, который может в описании дороги к водопою парой слов упомянуть палку. И рассказать этим насколько это палка продолговатая, что она темная и сырая, и как ему кажется, (да, там есть форма неопределенности, вот это наше да/нет/наверное как прилагательное) лежит там недели две. Тройные и пересекающиеся смыслы, десятки падежей, пара десяток глагольных форм и времен, сотни описательных нюансов, пляшущих от традиций — и что хуже всего, они щелкают. Щелкают, в смысле бушмены, своими языками. Ну, и посвистывают, и не брезгуют играть тональностями. Выучиться такому языку можно. Но только находясь в этой культурной среде с детства.
К счастью, мы цивилизованные люди, и уже давно оставили этот ужас позади, перейдя на простые и понятные языки, без особых закидонов. А вот этот негр, который в лодке — нет. Он выдал перелевчитую, почти соловьиную трель, с прищелкиванием.
— Это жопа — сказала Диана. Она, оказывается филолог. И позже мне обо всем этом и рассказала. Ты же не думал, что я хранил эту бесполезную информацию в себе? В первый момент я подумал, что она перевела фразу нашего нового знакомца, но потом понял, что это её личное мнение о происходящем.
Надо было что-то делать. Я вышел вперед. Возможно потому, что я очень ждал встречи с разумными видами, и у меня нет предубеждений насчет цвета кожи. А может, я все еще не верил, что другие люди могут быть опаснее гигантской сколопендры. Ну, и как вариант — мне единственному не надо было подходить к нему слишком уж близко, и я надеялся быстро вскинуть арбалет, случись что. Я остановился шагах в двадцати, и ближе не подходил, а только дружески скалился.
— Нихао! — замахал я руками. Дружелюбно замахал. Ну попытался. В общем представьте что вы встретили негра, и вам срочно надо с ним поболтать. Негр не был так уж банален — кожа его была не лакированно-черная, как у центральноафриканцев, а как будто пыльная, как у австралийских аборигенов. Разве что более глубокого оттенка. И волос у него на лице было столько, что оставалось только позавидовать. Густая борода начиналась прямо от скул, и продолжалась до самого пояса. И эта борода была создана чтобы унижать барбершопистов одним своим видом.
В тот момент я не особенно присматривался, но позже смог разглядеть подробнее — борода была тщательно завита, местами хитрым орнаментом сложена узором из крохотных косичек, в неё были вплетены различные украшения образовывающие парюру. Парюра — такой набор украшений, который подобран по цвету и материалу. Красивое умное слово, у Ярика подслушал, можешь брать и пользоваться.
Пауза затягивалась, и я лихорадочно предпринял следующий шаг на сближение. В переносном смысле — ноги я не переставлял, и физически к лодке не приблизился ни на один лишний сантиметр. Еще раз широко улыбнувшись, и помахав руками как Хрущев с мавзолея, я сказал:
— Парле ву франсе? — что странно, поскольку сам я французский не парлевукаю ни слова, даже про то что семь дней не ел, не смогу сказать. Негр хмуро посмотрел на меня. Потом показал на свою бороду, и поцокал с явно вопросительными интонациями. Я пожал плечами. Негр снова защебетал, ткнул в меня пальцем и постучал себя по темечку. Тут я «услышал» что мой паучок вернулся, и хочет ко мне. Я снял свой рюкзак, и начал в нем демонстративно копаться. Вообще, я это затеял для того чтобы паук перебрался в сумку. И уже чтобы прикрыть этот маневр, я достал из рюкзака еду. У «негра» удивленно расширились глаза. Он сурово чирикнул что-то в лодку. И некоторое время зло смотрел внутрь лодки.