Гайдамаки. Поэма Т. Шевченка

Виссарион Григорьевич Белинский Гайдамаки. Поэма Т. Шевченка

ГАЙДАМАКИ. Поэма Т. Шевченка (о)?. Санкт-Петербург. 1841. В тип. А. Сычева. В 8-ю д. л. 131 стр.

Читателям «Отечественных записок» известно мнение наше насчет произведений так называемой малороссийской литературы[1]. Не станем повторять его здесь и только скажем, что новый опыт спиваний г. Шевченка, привилегированного, кажется, малороссийского поэта, убеждает нас еще более, что подобного рода произведения издаются только для услаждения и назидания самих авторов: другой публики у них, кажется, нет. Если же эти господа кобзари думают своими поэмами принести пользу низшему классу своих соотчичей, то в этом очень ошибаются: их поэмы, несмотря на обилие самых вульгарных и площадных слов и выражений, лишены простоты вымысла и рассказа, наполнены вычурами и замашками, свойственными всем плохим пиитам, – часто нисколько не народны, хотя и подкрепляются ссылками на историю, песни и предания, – и, следовательно, по всем этим причинам – они непонятны простому народу и не имеют в себе ничего с ним симпатизирующего[2]. Для такой цели было бы лучше, отбросив всякое притязание на титло поэта, рассказывать народу простым, понятным ему языком о разных полезных предметах гражданского и семейного быта, как это прекрасно начал (и жаль, что не продолжал) г. Основьяненко в брошюре своей «Лысты до любезных землякив»[3]. А то, пожалуй, какой-нибудь волостной мудрец-писарь (только не Шельменко)[4], прочтя ваши «сочинения», ответит вам вашими же словами:

Теплый кожух, тилько шкода,
Не на мене шитый,
А розумне ваше слово
Брехнёю подбыте.

(«Гайдамаки», стр. 11).

Что касается до самой поэмы г-на Шевченко – «Гайдамаки», здесь есть все, что подобает каждой малороссийской поэме: здесь ляхи, жиды, казаки; здесь хорошо ругаются, пьют, бьют, жгут, режут; ну, разумеется, в антрактах кобзарь (ибо без кобзаря какая уж малороссийская поэма!) поет свои вдохновенные песни, без особенного смысла, а дивчина плачет, а буря гомонит… Вот образчики;

Одчиняй, проклятый жиде!
Бо будыш битый, одчиняй!
Ламайте двери поки выйде,
Викна посыпались, «стрывай!
Отрывайте зараз», – «нагаями
Свыняче ухо, жартувать
Чи що ты хочиш!?» «Я! з панами?
Крый боже зараз! Дайте встать
Ясновельможни» (нышком «свыни»).
«Пани полковнику ламай»,
Упалы двери… а нагай
Малюе вздовж жидивску спыну,
«Здоров свыне, здоров жиде,
Здоров чортив сыну».
Та нагаем, та натаем
А жид зогнув спыну
«Не жартуйте мости пане.
Добри вечыр, в хату!»
Ще раз шельму, ще раз годи!
«Выбачай проклятый,
Добри вечыр, а де дочка?»
«Умерла, Панове»,
«Лжешь, Иудо, нагаями!»
Посыпалысь знову… и т. д.

Не правда ли, какая меткая кисть в описательной природе? Этой картине посвящена целая глава: «Конфедераты». – А вот нечто в роде чувствительно нежном. Страстный любовник, Яремо, пришел на свидание к своей возлюбленной; но ее еще нет. Яремо, по сему случаю, поет элегию на целой странице и уже собирается умирать, как вдруг – шелест:

Попид гаем мов ласочка
Крадыця Оксана.
Забув, побит, обпялыся,
«Серце…» тай зомлилы
Довго, довго, тилько «серце»
Тай знову нимилы.

Яремо говорит:

«Годи пташко».

Оксана:

«Ще трошички,
Ще… Ще… сызокрилый,
Выймы душу… ще раз… ще раз…
Ох, як я втомилась».

(Стр. 38).

Опять картина, и какая живая! Вот уж подлинно, говоря поэтическим языком самого господина сочинителя: ушкварил!

Издание наполнено всевозможными ошибками противу знаков препинания, как это отчасти видно из приведенных примеров, где, для соблюдения смысла, мы принуждены были поставить в некоторых местах свои знаки.