Гайджин

— Скажи мне одну вещь. Если бы все обстоятельства снова повторились, ты бы действовал по-другому?

Д'Агоста налил себе в чашку еще кофе.

— Тебе следовало бы задать свой вопрос Молли. Спроси ее об этом, если она еще когда-нибудь доверит нам свою жизнь. — Он посмотрел на Саймона. — И ты, и я должны были оградить девочку от всяких случайностей. Знаешь, что особенно выводит меня из себя? Присутствие Тукермана. Шесть к пяти, что он будет присутствовать в момент, когда малышку будут убивать. Так же, как он присутствовал в момент, когда эти скоты кромсали несчастную Терико.

Он отхлебнул глоток кофе и спросил, уставившись в чашку:

— Что ты сказал Марше?

— Ей почти все до фени, поэтому много говорить не пришлось. Сказал только, что на второе дело не иду, хотя оплачу ее услуги, как и было договорено. Я также пообещал ей пятьсот зеленых, чтобы она доставила меня до твоего магазина и не задавала вопросов. Пришлось нарушить это наше правило, поскольку я увидел твое имя в досье у Фрэнки, а твой телефон не отвечал.

— О Марше позабочусь я. Она знает, что со мной можно иметь дело. Кстати, ты понимаешь, почему я был вынужден пригласить фараонов?

— Ты как-то говорил, что, если человек, розыск которого объявлен, окажется мертвым, а вы не сообщили о его исчезновении, то у вас могут быть неприятности. Так вот, хочу тебе сказать, что на твоем месте я поступил бы так же.

— На моем месте, — сказал Д'Агоста, — мне бы следовало вышибить свои чертовы мозги выстрелом из пистолета. В том, правда, случае, если бы у меня хватило для этого мужества.

В течение нескольких секунд Даг пристально смотрел на Саймона, словно увидел его впервые в жизни. И ему не слишком понравилось, то, что он видел.

— Послушай, а ты хладнокровный парень. Сидишь тут, попиваешь чаек, как будто ничего не случилось. Мужчине не пристало плакать, так что ли? Черт, у меня такое ощущение, что ты в состоянии сделать операцию на мозге ржавой ложкой, находясь в эпицентре землетрясения, и рука бы у тебя не дрогнула. Ты не спал всю ночь, а выглядишь свежим, как огурчик. Скажи мне, ты испытываешь хоть какие-нибудь чувства в связи с происшедшим? Мне, знаешь ли, отчего-то хочется об этом знать.

Саймон открыл блокнот, сделал какую-то отметку и положил блокнот и ручку на кофейный столик. Затем он подвинул кресло таким образом, чтобы оказаться прямо напротив Джо.

— О'кей, ты получишь объяснения, только слушай внимательно, потому что у меня нет времени вытирать тебе нос. О всякой жалости к собственной персоне я позабыл в доме у Фрэнки, когда открыл досье и увидел в нем наши имена. А если ты забыл, хочу напомнить тебе, что имя моей матери значилось в списке первым.

Д'Агоста отвел глаза, и Саймон заметил это.

— Сейчас я пытаюсь жить с мыслью, что, возможно, ее нет в живых, — продолжал он. — Я знаю, что Раймонду Маноа дано задание убрать ее. И после этого ты смотришь мне в глаза и говоришь, что я не в состоянии испытывать человеческие чувства?

Д'Агоста уставился в потолок.

— Да, видно мне пора сходить в больницу и просветить себе голову. Тем более, что врачи настаивают на этом, поскольку у меня на затылке от удара образовалась опухоль. Это обойдется в пятьсот долларов чистыми. История с Молли заставила меня вернуться к воспоминаниям, от которых, как я считал, уже избавился. Я говорю о Терико. Я потерял двух женщин по милости якудза. Знаешь, как чувствует себя в подобном положении человек, который искренне верит, что в случае необходимости готов защищать женщину даже ценой собственной жизни?

Саймон смягчился.

— К сожалению, наши чувства далеко не всегда помогают нам разделаться с бедой. Я не меньше твоего скорблю по поводу того, что приключилось с Молли, мне также не слишком нравится, как это повлияло на Эрику. Кроме того, мне передались страхи матери, которая уже больше сорока лет вынуждена жить в тревоге, что Руперт де Джонг когда-нибудь объявится. И вот теперь все ее ночные кошмары становятся явью, и именно в этот момент она остается в одиночестве. Как ты понимаешь, я просто обязан хоть что-то предпринять.

— Предпринять? Но что?

Саймон взял Джо за правую руку и принялся ее массировать, пытаясь снять онемение.

— Ну, например, убить де Джонга. И Маноа. Марвуда тоже, если понадобится.

Д'Агоста выпрямился в своем кресле и посмотрел на Саймона долгим взглядом.

— Ты это серьезно, не шутишь?

Саймон указал рукой на кассеты с записями телефонных переговоров.

— На этих пленках люди говорят по-английски и по-японски. Но Фрэнки беседует с неким человеком, у которого английский акцент.

— Ты хочешь сказать, что он беседует с гайджином, со своим крестным отцом? — спросил Д'Агоста.

— Именно. С Рупертом де Джонгом. С маленьким человеком, проживающим в Японии. На этих же самых пленках есть запись разговоров Фрэнки с человеком, прескверно говорящим по-английски, скорее всего, восточного происхождения. Полагаю, что это Ким Ду Каннанг, корейский, агент, работающий на ЦРУ — о нем мне рассказывала мать. Я и сам его как-то мельком видел. Чрезвычайно любит массивные золотые часы, этот старина Ким.