Гайджин

Война. Шифровальщики работали в унылом, грязно-желтом, похожем на фабрику строении на Конститьюшионал-Авеню. Оно было неудобным, но шла война, и о комфорте нужно было забыть до лучших времен. Здесь ты должен был обнаружить закономерность во вражеском шифре и не опускать руки, и не впадать в отчаяние от работы, не имеющей ни конца, ни края, как и от постоянной сосредоточенности на том, что ты делаешь. Никаких компьютеров, никаких машин. Только точность и наблюдательность. И дай Бог, чтобы все совпало.

Ты работаешь с листами газетной бумаги три на четыре фута, испещренными группами цифр, по пять в каждой строке, потому что ровно столько может увидеть глаз сразу и запомнить. Слово с большим, чем пять, количеством букв предполагает работу с двумя или тремя строчками. Немцы и японцы не стараются упростить тебе задачу. Забудь о цифрах на одной строчке, совпадающих по количеству с буквами в данном слове.

Первое правило: что написал один человек, может прочитать другой. Второе правило: ставь себя на место другого. Делай предположения, используй все шансы. Подозревай, строй догадки. Пробуй.

Сначала по колонкам вниз, потом вверх. Затем каждую строчку слева направо, потом поменяй колонки или строчки. Далее по диагонали туда, сюда, и всегда ищи повторение двух и более цифр вместе. Надейся и молись, чтобы это повторение, которое ты обнаружил, не было следствием закона вероятности.

Продолжай искать еще повторения и снова начинай танцевать от них. Это отчасти похоже на бред. Но такова эта ужасная работа.

Будь особенно осторожен в самом начале. Колонка за колонкой, страница за страницей будут лишены всякого смысла, просто какие-то сплошные длинные бессмысленные наборы букв, тарабарщина, которую вражеские радисты специально запускают, чтобы деморализовать тебя и предотвратить твои попытки добраться до настоящего сообщения, которое может начаться двумя футами ниже по странице. К тому времени, когда ты доберешься туда, глаза у тебя уже закатываются, ты весь измотан, и сердце колотится.

Неоценимую помощь в карьере Алекс оказало то обстоятельство, что она была воспитана таким образом, что не могла встать из-за своего письменного стола до тех пор, пока не выполняла всю свою домашнюю работу. Другие шифровальщицы, недавние выпускницы колледжа, являлись не более чем жертвами современного прогрессивного образования. Преподаватель должен был сделать работу интересной или — Господи, помоги нам — полной смысла. А если этого не было, то виноват преподаватель, и, следовательно, нечего стараться.

Алекс уставала или впадала в отчаяние не меньше других, но она никогда не опускала руки, что частенько делали другие. Их шеф, унтер-офицер, приятный мужчина небольшого роста, начинал ходить вокруг них и упрашивать продолжить работу. Так войны не выиграешь. Никто не упрашивал Алекс. Никто.

* * *

Саймон поцеловал ее в щеку и посмотрел мимо нее. Алекс обернулась и проследила за его взглядом. Это прокладывала свой путь среди закусывающей публики Молли, с модной курчавой прической, в очень открытой красной шелковой блузке, багги-джинсах и на каблуках-шпильках; за ней тащилась мрачная Эрика. Алекс расцвела одной из самых своих очаровательных улыбок. Но не для Эрики и Молли, а для человека, идущего за ними.

Алекс протянула руки.

— Иди сюда, маленький, страшный итальяшка.

Они обнялись. Его голова едва доходила ей до плеча.

Это был Джозеф Д'Агоста, для краткости Даг, отставной нью-йоркский детектив, ныне теневой делец. Он был близким другом Саймона и его «набойщиком», то есть человеком, который выбирал места краж. Алекс он нравился, потому что он мог смело возразить Саймону и без колебаний отказаться от намеченной цели, если она казалась ему слишком рискованной. Даг всегда стоял на своем, что не так легко, особенно когда споришь с Саймоном. Это Д'Агоста настоял на том, чтобы Саймон считал себя профессионалом, а не каким-то там пуэрториканцем, тайком наполняющим пластиковый мешок для мусора в супермаркете.

— Работай головой, — говорил Даг, — люди должны говорить о тебе: «Смотрите, вон он пошел», а не «Этот дурак похоронен где-то здесь».

Д'Агосте было под пятьдесят, это был кряжистый мужчина с тяжелой челюстью, огромными залысинами, образующими на его голове всегда промасленный «вдовий кок», и с дикцией собаки, грызущей кость. Даг, будучи полицейским, был способен на суровое геройство. У него было больше чем достаточно наград за проявленное мужество и храбрость; он выучился играть на скрипке, постиг тайны французской кухни и знал, насколько важно для мужчины выслушать женщину до конца.

Его уязвимым местом, и немалым, по мнению Алекс, являлась приверженность католической церкви. Из-за этого Д'Агоста продолжал состоять в браке, лишенном всякой любви, более половины своей жизни, отказываясь покинуть пьющую и психически ненормальную свою жену. У них был ребенок, девятнадцатилетняя дочь, обреченная на раннюю смерть от рассеянного склероза.

То, что он пришел сегодня в клуб, означало, что у него и Саймона было какое-то дело, требующее обсуждения.