Но он был доволен тем, что захватил мясо с собой. Минуту назад Трумен лежал перед дверью в хозяйскую спальню. Теперь же он стоял и пристально изучал Саймона, который застыл, стараясь дышать как можно тише. Никаких резких движений. Спокойствие. Лицо под лыжной маской горело и зудело, рубашка намокла от пота. Но он даже пальцем не шевельнул, чтобы почесаться или вытереть пот.
Ворам всегда досаждают собаки, собаки любого размера. Лучшие друзья человека могут тебя изжевать или лаять до тех пор, пока не вывалятся внутренности или кто-то не придет посмотреть, из-за чего весь этот шум-гам. Присутствие Трумена представляло для него единственную опасность в его сегодняшней работе, но Саймон все-таки решил ни перед чем не останавливаться. По словам Секоры, собака не была злой. Раздражительной и старой, возможно, но не злой. Семьсот пятьдесят тысяч долларов стоили того, чтобы попробовать пройти мимо нее.
Саймон медленно нагнулся — никаких резких движений — и протянул тарелку далматину. Трумен подбежал и понюхал. Потом понюхал еще. Саймон затаил дыхание. Момент истины. Три четверти миллиона долларов и, может быть, свобода Саймона зависели от того, что сделает собака в ближайшие несколько секунд. Чертовский азарт. Саймон любил его. Он сам выбрал эту жизнь и отвечал за это сам. А жизнь, выстроенную по правилам, написанным кем-то другим, можно послать куда подальше.
Трумен зарылся в мясо. Саймон свободно вздохнул. Его сердце успокоилось. Он поставил тарелку на пол и погладил далматина по голове. Сейчас вам официант принесет карту вин. Трумен вилял хвостом, не поднимая головы.
Саймон разогнулся и подошел к зеркалу слева от входа в хозяйскую спальню. Как и все в доме Тукермана, зеркало было искусно сделано и богато украшено. Большое, в половину роста Саймона, в толстой позолоченной раме, украшенной лебедями, сатирами и херувимами. За ним также скрывалась охранная сигнализация, подсоединенная к стенному сейфу в спальне, расположенному как раз за этим зеркалом.
Саймон размял пальцы, глубоко вздохнул и стал снимать зеркало со стены. Урони он эту конфетку — и семь лет ему обеспечено. А скорее всего десять или двадцать. Сигнализация не сработала.
Но она была точно включена. Об этом говорила маленькая горящая красная лампочка. Саймон поставил зеркало на пол и повернул ключ сигнализации. Красная лампочка погасла. Зажглась белая. Сигнализация была отключена. Никаких сообщений и по полицейскому каналу. Это значило, что сигнализация молчала. Ну что ж, пусть не оставляет удача. Он посмотрел на Трумена, который, наклонив голову, медленно жевал на левой стороне, как будто у него болели зубы. Что, приятель, старость не радость?
Саймон повернул ручку двери и чуть приоткрыл ее. Он не думал, ито там кто-то есть, но осторожность не помешает. Сегодня в пять часов дня Даг позвонил з Атлантик-Сити и выяснил, что Тукерманы остановились в одной из самых лучших гостиниц в казино в Бордволке и собираются пробыть там, по крайнем мере, до понедельника.
Саймон оставил дверь приоткрытой. Пусть Трумен зайдет, если захочет. Если оставить его снаружи, он может лаять и скрестись в закрытую дверь, чтобы быть рядом со своим только что обретенным новым другом.
Спальная была прекрасно обставленной и просторной. Стиль Новой Англии. Потолки в балках, камин, прялка, кресло-качалка, двуспальная кровать с четырьмя столбиками и пологом, покрывала в оборках. Акварели и оловянные кружки на стенах. Натертый пол с разбросанными там и сям ковриками. Эркеры, выходящие на берег залива. Саймону не требовалось большого воображения, чтобы представить, что эту комнату населяют привидения и прочая другая нечисть.
Он шагнул чуть-чуть влево, чтобы посмотреть поближе на акварель, где были изображены дети в шерстяных шапочках и бриджах, катающиеся на коньках по замерзшему пруду Новой Англии. Саймон поставил картину на пол, достал маленький ломик из своей сумки и рукой в перчатке ощупал контур сейфа, спрятанного за картиной. Ничего особенного. Приходилось встречаться с такими раньше, и никаких затруднений. Маленький, не больше фута в длину и шесть дюймов в высоту. Грубо говоря, не больше буханки хлеба.
Несколько минут спустя он выломал сейф из деревянной стены. Он положил его в свою сумку, как и кусочки дерева, вывалившиеся вместе с сейфом. Положив сумку около двери, он повесил акварель на прежнее место. Аккуратность прежде всего.
Теперь сейф номер два. Этот был спрятан в стенном шкафу рядом с окнами. В шкафу ничего не было, кроме рубашек с монограммой Тукермана и дюжины его же двухцветной обуви. Все рубашки были дорогими, сделанными вручную и с монограммами. Каждая была отглажена и повешена на деревянную вешалку. Дюжина за дюжиной обуви, с преобладанием двухцветной, были аккуратно расставлены по блестящим металлическим стеллажам. Тщеславен до мозга костей этот мистер Тукерман. Интересно, думал Саймон, сколько места, если вообще предусмотрено, выделено миссис Тукерман.