Гайдзин. Том 1

– Но как же насчет Поселения? Там ведь колеса разрешаются, мистер Кентербери.

– Верно, мисс, разрешаются. У нас там столько колес, сколько нужно, хотя их чиновники упирались, как сучьи… прошу прощения, мисс, – быстро добавил он, смутившись. – Здесь, в Азии, мы отвыкли от дамского общества. Так вот, эти чиновники, их называют бакуфу, они тут вроде нашей государственной службы, спорили насчет колес целые годы, пока наш посланник не сказал им катиться к… ну, э, он сказал, чтобы они прекратили возражать, потому что наше Поселение – это наше Поселение! Что же до нищих, то они тоже запрещены.

Она тряхнула головой, и перо на ее шляпке весело заплясало.

– Это кажется мне невозможным. Париж, он… Париж заполнен ими, как и вся Европа; с нищенством невозможно бороться. Mon Dieu, Малкольм, вспомните ваш Гонконг.

– Столько нищих, сколько их в Гонконге, нет нигде, – кивнул Малкольм Струан с улыбкой.

– Но как можно запретить нищенствовать? – удивленно спросил Тайрер. – Мадмуазель Анжелика конечно же права. Вся Европа – это одна большая чаша для подаяний. Лондон – самый богатый город мира, но он буквально наводнен нищими.

Кентербери как-то странно улыбнулся.

– Нищих нет, потому что сам всемогущий правитель, сёгун, король всей этой страны, сказал: нищих не будет. Так что это закон. Любой самурай может проверить, хорошо ли отточен его клинок, на любом нищем, когда пожелает – или на любом другом содомите… пардон… или, раз уж на то пошло, вообще на ком угодно, если только тот не самурай. Если вас ловят, когда вы просите милостыню, значит, вы нарушили закон, поэтому вы отправляетесь в каталажку, в тюрьму, а для всех попавших туда наказание одно – смерть. Это тоже закон.

– И другого наказания нет? – спросила девушка, глубоко потрясенная услышанным.

– Боюсь, что нет. Вот и получается, что все японцы – на удивление законопослушный народ. – Кентербери опять усмехнулся с иронией и посмотрел на извилистую дорогу, обрывавшуюся в полумиле от них перед широкой мелкой речушкой, которую каждому путнику приходилось пересекать вброд, если он не хотел платить, чтобы его перенесли. На дальнем берегу стояла дорожная застава. Там все с поклоном предъявляли документы неизменным стражникам-самураям.

Проклятые ублюдки, подумал он. Он ненавидел их, зато очень любил те большие деньги, которые здесь зарабатывал – и весь свой образ жизни, центром которого была Акико, его наложница, которую он купил для себя в этом году. О да, крошка, ты у меня самая лучшая, самая особенная, самая любящая во всей Ёсиваре.

– Смотрите, – сказала Анжелика. На Токайдо они увидели группы людей, которые остановились и показывали руками в их сторону, удивленно разинув рот и громко переговариваясь, перекрывая никогда не смолкающий на дороге гул. На многих лицах читалась ненависть и страх.

– Не обращайте на них внимания, мисс, мы просто странно выглядим для них, вот и все, что с них спрашивать. Очень возможно, что вы первая цивилизованная женщина, которую они видят в своей жизни. – Кентербери показал рукой на север. – Эдо в той стороне, милях, примерно, в двадцати. Разумеется, для нас он закрыт.

– За исключением официальных делегаций, – заметил Тайрер.

– Правильно, при наличии разрешения, которого сэр Уильям так ни разу и не получил; по крайней мере за то время, что я здесь, а я прибыл одним из первых. Если верить слухам, Эдо в два раза больше Лондона, мисс, в нем живет миллион душ и он фантастически богат, а замок сёгуна – самый большой в мире.

– А может оказаться так, что все это просто слухи, мистер Кентербери? – спросил Тайрер.

Торговец лучезарно улыбнулся.

– Врать они мастера, мистер Тайрер, и это святая правда. В этом им нет равных во всем мире, и любой китаеза рядом с ними покажется вам архангелом Гавриилом. Не завидую я вам, которому придется переводить то, что они говорят, потому что, Господь мне свидетель, это будет совсем не то, что они хотят сказать! – Обычно Кентербери не был так разговорчив, но сегодня он имел твердое намерение произвести впечатление на девушку и Малкольма Струана своими познаниями, раз уж представилась такая возможность. От всего этого многословия его стала сильно донимать жажда. В боковом кармане у него лежала плоская серебряная фляжка, но он понимал, с глубоким сожалением, что отхлебнуть глоток виски прямо из горлышка у нее на глазах было бы верхом невоспитанности.

– А мы не могли бы получить разрешение отправиться туда, Малкольм? – говорила между тем Анжелика. – В это Эдо.

– Сомневаюсь. Почему бы вам не спросить у мсье Сератара?

– Спрошу. – Она заметила, что он произнес имя правильно, опустив немую «д» на конце, как она его учила. Хорошо, подумала она, и взгляд ее снова вернулся к Токайдо, словно что-то притягивало его. – Где она кончается, эта дорога?

После странной паузы Кентербери произнес: