Гайдзин

— К Анжелике? Нет. Сказал, что она ему письмо не показывала. Трудно погонять этого быка, когда нельзя щелкать бичом над его головой, — сказал сэр Уильям, внимательно наблюдая за Бебкоттом. — Днём заходил Небесный Наш, тоже ни словом не обмолвился об этом, сказал только, что Анжелика хотела, чтобы я удостоверил её подпись на письме, которое она посылает Тесс.

Бебкотт немного оживился.

— Хотелось бы мне знать, что в нем.

— Мое дело лишь засвидетельствовать подпись. По всем правилам мне не обязательно знать его содержание.

Бебкотт вздохнул, снова зевнул.

— Мне так ужасно жаль её, так хотелось бы ей помочь, я бы все что угодно сделал… такая славная девушка, и как несправедлива к ней судьба. К ней и Малкольму. Ну что же, я пойду. Рад, что она пока нас не покидает, она станет кому-то редкой женой. Через несколько часов увидимся.

— Выспитесь хорошенько, и спасибо вам, вы здорово поработали. Кстати, — остановил его сэр Уильям. Он не хотел, чтобы Бебкотт уходил, и в то же время боялся, что, если тот останется, его одолеет искушение показать ему письма Андре, спросить его совета. — Когда вы в следующий раз встречаетесь с Андзё?

— Через неделю или две, когда кончится лауданум, без него старику придется совсем туго.

— Так он безнадежен?

— Совершенно. Ему осталось лишь несколько месяцев, анализы указывают на это достаточно четко — внутренности у него ни к черту. Наш человек Ёси. — Ещё один болезненный зевок. — Как вы считаете, это Андзё, или Ёси, или оба они отдали приказ о поджоге?

— Тот ли, другой ли, оба ли или ни один из них — этого мы никогда не узнаем. — Он смотрел, как Бебкотт, прихрамывая, направился к двери. — Джордж, с медицинской точки зрения, если женщине дать снотворное, мог бы мужчина овладеть ею, а она бы при этом ничего не почувствовала?

Бебкотт часто заморгал и повернулся к нему; всю усталость как рукой сняло.

— Почему это вы вдруг спрашиваете об этом?

— Да просто к слову пришлось, когда вы упомянули о лаудануме. Пару дней назад Сергеев развивал какие-то дикие теории насчет наркотиков, какая от них польза и вред. Могло бы такое случиться?

После некоторой паузы Бебкотт утвердительно кивнул, не поверив этому объяснению. Он знал, насколько тонко действует ум Вилли, и пытался угадать, почему он задал этот вопрос, но был слишком умен, чтобы повторять свой.

— Если бы доза была большой, а мужчина — не слишком диким, да, без всяких проблем.

Он подождал, но сэр Уильям лишь задумчиво покивал, поэтому он махнул рукой, прощаясь, и вышел. Сэр Уильям опять открыл папку.

Его пальцы дрожали, когда он перечитал заключительное письмо Андре. Все достаточно ясно. Вся цепочка событий началась с дозы снотворного в Канагаве, снотворного, которое ей дал Джордж. Если бы она проснулась, тот человек убил бы её, в этом не может быть никакого сомнения. Значит, она была спасена, но при этом погублена. Но почему тот человек не убил её потом, зачем ему было оставлять её в живых? Это лишено смысла, с какой стороны ни посмотри. И что произошло во французской миссии в ту другую ночь, когда он вернулся? Если бы не Джордж…

А что Джордж? Если он мог дать ей такое лекарство, чтобы помочь ей уснуть, чтобы сохранить её рассудок, он, конечно, с легкостью мог проделать то же самое и с Андре, чтобы избавить от шантажиста женщину, которую он явно любит. Чрезмерно большая доза того же самого лекарства…

Джордж Бебкотт? Господи, я, должно быть, схожу с ума. Не мог он пойти на такое!

Или мог?

А Анжелика, не может быть, чтобы она проделала все это! Или может?

Чёрт побери, что же мне делать?

60

— Извините, сэр. Пришла мисс Анжелика, — доложил Бертрам.

— Проводите её сюда. Потом можете быть свободны. Ужин в девять. Проследите, чтобы «Красотка» не отплыла без моих депеш.

— Слушаюсь, сэр. Она одна, мистера Ская с ней нет.

Сэр Уильям с трудом поднялся со старого кресла, он устал, и на душе у него было скверно; папка Андре лежала лицом вниз на его рабочем столе.

Она вошла, физически притягательная, как всегда, но другая, с застывшим лицом, и что-то ещё было в её облике, что он не смог определить. Пальто, капор, перчатки. Черный цвет ей к лицу, подумал он, оттеняет белизну кожи, она так красива и молода. Любопытно, она что, плакала?

— Добрый вечер, как вы себя чувствуете, Анжелика?

— О, хорошо, благодарю вас, — механически ответила она, не похожая на себя, обычно такую собранную и уравновешенную. — Мистер Скай сообщил вам, что мне нужно заверить у вас подпись сегодня вечером?

— Да. — Он подошел к столу, картины, столь живо описанные Андре, мешали ему сосредоточиться. — Я… пожалуйста, садитесь. — Она подчинилась, и когда он посмотрел на неё, ещё одна тень промелькнула в глубине её очаровательных глаз. — Что случилось? — мягко спросил он.

— Ничего. Я… сегодня днём я услышала об Андре, что он… что он погиб. Я бы пришла раньше, но мне… — С видимым усилием она отвлеклась от этих мыслей, достала из сумочки конверт и положила письмо на стол. — Пожалуйста, как мне его следует подписать?