Гайдзин

— А моя — с севера Англии, из Нортамберленда, мы живем там из поколения в поколение, — рассеянно произнес сэр Уильям, взгляд его все так же был устремлен на мыс, мысли заняты бакуфу. — Отец мой умер, когда я был ещё молод, — он был членом парламента, имел деловые интересы в Сандерленде и Лондоне, занимался балтийской торговлей и русскими мехами. Моя мать была русской, поэтому я вырос, зная два языка, и это поставило меня на первую ступеньку в министерстве иностранных дел. Она была… — Он спохватился как раз вовремя, удивляясь тому, что так разоткровенничался. Он собирался сказать, что она была урожденной графиней Свевской и доводилась родственницей Романовым, что она до сих пор жива и одно время являлась фрейлиной королевы Виктории. «Мне действительно необходимо сосредоточиться — история моей семьи вовсе не их ума дело». — Э… а вы, Тайрер?

— Лондон, сэр. Отец — стряпчий, как и его отец до него. — Филип Тайрер рассмеялся. — После того как я получил степень в Лондонском университете и сказал ему, что хочу поступить на службу в министерство иностранных дел, с ним едва удар не сделался! А когда я подал прошение назначить меня переводчиком в Японию, он заявил, что я совсем ополоумел.

— Возможно, он был прав. Вы здесь всего две недели, а вам уже, можно сказать, чертовски повезло, что вы остались в живых. Вы не согласны, Марлоу?

— Да, сэр. Это так. — Марлоу решил, что подходящий момент наступил. — Филип, кстати, как себя чувствует мистер Струан?

— По выражению Джорджа Бебкотта, ни хорошо, ни плохо.

— От души надеюсь, что он все-таки поправится, — сказал сэр Уильям, ощутив внезапную резь в животе.

— Оглянуться не успеете, сэр, как мы подойдем к Эдо. Ваше прибытие будет самым впечатляющим, такого они в своей жизни не видели. Вы получите убийц, компенсацию — вообще все, что пожелаете. — Уловив беспокойство на лице сэра Уильяма, произнес Марлоу.

— Да. Ну, я, пожалуй, спущусь вниз ненадолго… нет, благодарю вас, мистер Марлоу, я знаю дорогу.

Оба молодых человека с огромным облегчением проводили его взглядом. Марлоу нашел глазами адмирала и убедился, что пока ему не нужен.

— Что произошло в Канагаве после того, как я уехал, Филип?

— Это было, ну, потрясающе… она была потрясающей, если вы об этом спрашиваете.

— Как это?

— Около пяти часов она сошла вниз и сразу направилась к Малкольму Струану. Она пробыла у него до самого ужина — как раз за столом я её и увидел. Она показалась… показалась мне старше… нет, это слово тоже не вполне подходит, не старше, а как-то серьезнее что ли, чем раньше, словно кто-то управлял её телом помимо её воли. Джордж говорит, что она ещё не вполне оправилась от шока. За ужином сэр Уильям сказал, что отвезет её назад в Иокогаму, но она лишь поблагодарила его и отказалась ехать, сказала, что сначала должна быть уверена, что с Малкольмом все будет хорошо, и ни он, ни Джордж, никто из нас не смогли убедить её уехать. Она почти ничего не ела и сразу же вернулась к нему в палату, оставалась с ним весь вечер и даже попросила устроить ей там постель, чтобы иметь возможность подойти к нему, если он её позовет. По сути, следующие два дня, до вчерашнего, когда я вернулся в Иокогаму, она не отходила от него ни на шаг, и мы едва обменялись с ней десятком слов. Марлоу скрыл тяжелый вздох.

— Должно быть, она любит его.

— Вот в этом-то и заключается главная странность. Я не думаю, что причиной этому любовь, и Паллидар тоже так не считает. Впечатление такое, будто она… ну, сказать «опустошена изнутри» было бы слишком сильно. Она, скорее, живет наполовину во сне, а рядом с ним, видимо, чувствует себя в безопасности.

— Господь милосердный! А что говорит наш Костолом?

— Он просто пожал плечами, когда мы спросили, и сказал, что надо подождать и не беспокоиться понапрасну и что она помогает Малкольму Струану лучше любых лекарств.

— Могу себе представить. Как он, если откровенно?

— Большую часть времени как в дурмане — доктор дает ему своё питье. Сильно мучается, его много рвет и он ходит под себя какой-то жижей… не представляю, как она выносит всю эту вонь, хотя окна в палате постоянно открыты.

Мысль о том, что любой из них может получить такое тяжелое ранение и оказаться таким беспомощным, наполнила обоих страхом. Тайрер отвернулся и посмотрел вперед, чтобы глаза не выдали его. В глубине его души ещё таились тягостные думы о том, что рана на руке пока не затянулась и ещё может нагноиться и что по ночам его до сих пор мучают кошмарные видения: самураи, окровавленные мечи и она.

— Всякий раз, когда я заходил, чтобы проведать Струана — и, если честно признаться, увидеть её, — продолжал он, — она отвечала мне лишь короткими «да», «нет», «не знаю», так что через некоторое время я сдался. Она… она все так же привлекательна.

Марлоу задумался: не будь Струана, так ли недосягаема была бы для него Анжелика? Насколько серьезным соперником может оказаться Тайрер? Паллидара он заранее сбросил со счетов: класс не тот — не может же ей в самом деле нравиться этот помпезный олух.

— Господи, смотрите! — воскликнул Тайрер.