Галактическая баллада

- Гм! Большой мозг может вычислить только потенциал органических мозгов, - пожал плечами Ртэслри. - Только потенциал, но не их естество -- и качественные способности... Позвольте задать вам, уважаемый Луи Гиле, вопрос.

Он обернулся ко мне, и я встретился с ним взглядом - мрачным, испытывающим и, как мне показалось, насмешливым. Мне стало неприятно. Ртэслри пригладил свои лохматые брови, задал вопрос, который изумил меня: Луи Гиле, какое самое большое удовольствие было у вас в жизни?

Мне показалось, что я ослышался. Что может быть общего между самым большим моим удовольствием и тем, о чем говорил Бан Имаян, а также их экспериментом. Ртэслри повторил свой вопрос.

Вмешалась Лала Ки: - Ртэслри, ваш вопрос не имеет связи с ...

- Потерпите, Лала Ки, - прервал ее Бан Имаян, - Ртэслри никогда не говорит напрасно... Дружочек Гиле, желаете ли вы ответить на вопрос Ртэслри?

Желал ли я? Естественно. Но вопрос казался мне очень несерьезным, даже смешным - такие вопросы задавались во Франции только в газетных анкетах. Или, когда выставляли перед объективом телекамеры какого-нибудь усатого папашу Мишеля, продавца сидра или жареных каштанов, заставляя его потеть до тех пор, пока ловкому журналисту не удавалось выдавить из него признание, что наибольшим удовольствием для него является - раз в год, 14 июля, лицезреть своего любимого Президента, проезжающего по Шан-з-Элизе в открытом лимузине; особенное же наслаждение ему, дескать, доставляло наблюдение трехкилометрового вооруженного эскорта и лазерных орудий, направленных на всякий случай на очарованную толпу...

Да, но я не был папашей Мишелем и в тот момент Тиберий III находился достаточно далеко - значит мне незачем было лгать. Я задумался. Действительно, какое же самое большое удовольствие в жизни я испытал? Выходило, что ответ - непрост. Жизнь во Франции, несмотря на все старания Патриотической лиги лишить ее вкуса и запаха, все-таки предлагала достаточно удовольствий.

Но какое из них самое большое? Вечерняя прогулка по берегам Сены, когда вы можете поболтать с каким-нибудь старым букинистом, перелистать несколько книг начала 18 века с роскошными цветными виньетками на обложке? Разговор с друзьями за рюмочкой мартеля, когда голова становится легкой, а язык тяжелым, что не мешает ему отпускать соленые словечки и анекдоты назло всем живым и автоматическим подслушивателям. Или удовольствие от футбольного матча - два часа кипения страстей, чуждых политике, два часа свободного рева, которые превращают вас в счастливого охрипшего осла? Или, быть может, денежная награда за брошюру, в которой вы доказываете, что вся прежняя история человечества является лишь жалкой прелюдией к величественному появлению ныне живущего Президента - и вот вы возвращаетесь домой, нагруженный подарками, шепотом объясняете жене, как полезен мелкий компромисс с наукой и совестью, радуетесь детишкам, которые визжат от счастья, когда заводят ключиком механическую куклу, которая так похожа на вас самого в своем поведении лояльного гражданина?.. Или, или, или... Ну-ка, попробуй, выбери что-нибудь среди такого изобилия удовольствий, не роняя чести землян в глазах этих превениан!

Ах, забыл самое главное! Любовь! Любовь, черт ее подери! Не ту, конечно, домашнюю, обязательную, неизбежную, как газета или утренний кофе, - а другую, запрещенную, осужденную всеми (громким голосом) и всеми восхваляемую (шепотом), гедонистическую, вдохновляющую, ту, которая, отметая все прочее, доставляет вам наслаждение почувствовать себя героем, вором, преступником - но только не примерным гражданином порядочной Франции. Да, в этой любви есть почти все: и дрожь опьянения, и чувство счастливого осла, и подарок, который тихомолком вы преподносите себе самому, и, наконец, - нарушение одной из божьих заповедей...Я более или менее был уже готов сообщить Ртэслри свой ответ, но Бан Имаян, не знаю почему, вдруг поднял руку:

- Подумайте еще, Луи, есть время. Речь идет о самом большом, непреходящем удовольствии. О том, что не подвластно времени...

Ртэслри посмотрел на Бан Имаяна и вздохнул. Мне показалось, что Бан Имаян был немного смущен.

Отбросил я и любовь - она совсем не принадлежала к удовольствиям, которые не подвластны времени... Тогда? Взгляд мой случайно упал на пальцы моей правой руки - на них остались несмытые пятнышки лиловых чернил, какими я любил отмечать в рукописи наиболее важные мысли... Господи, как я мог забыть свою рабоТу!