В древности люди дули в устройства из дерева и металла, стучали по резонаторам и вызывали скрип трением волокон по натянутым жилам, чтобы производить неравномерные, качественно несовершенные звуки. Даже сегодня в некоторых отдаленных, малоразвитых уголках Ойкумены еще практикуются такие варварские методы. Музыка, изготовленная примитивными средствами, неизбежно содержит случайные отклонения, включения и неточности, никогда не повторяется без непредусмотренных изменений и, следовательно, не поддается успешной рационализации независимо от опыта и объема знаний слушателя, пытающегося ее проанализировать. Изготовители такой музыки были и остаются позерами-экс-гибиционистами, занимающимися бесплодным самолюбованием! Они возомнили себя «музыкальными аристократами»! Подобным амбициям, как и любым другим притязаниям на превосходство, нет места в системе всеобщего равноправия. Эйзельбарские музыковеды обучаются теоретическим принципам в атмосфере неукоснительной дисциплины. Благодаря мощным компьютерам и синтезаторам, позволяющим производить тончайшую настройку самых разнообразных параметров, они изготовляют эйзельбарскую музыку — музыку для всех и каждого, музыку для народа».
Под портиком Джубала ждала небольшая машина, украшенная пылающей золотой звездой на алом фоне — эмблемой отеля «Ган-дольфо». Портье помог Джубалу сесть.
«А мой багаж?»
«Вы найдете его в отеле, деловар Тибит».
Плавно выскользнув из-под портика, экипаж увез почесывающего в затылке Джубала. Если никто ни за кем не следил и каждый делал, что хотел, откуда портье было известно, как зовут первого попавшегося приезжего?
Машина бесшумно неслась по проспекту Амплитуд — полусферическая крыша из фотоизбирательного стекла спасала пассажира от беспощадных солнечных лучей. Зонтичные пальмы, гигантские кружевники, бледно-голубые загзиги и белоствольные косматополи отбрасывали тени, по контрасту с ослепительно-желтым сиянием Бхутры казавшиеся почти темно-синими. Экипаж повернул на въездную аллею отеля «Гандольфо» — сооружения из пяти куполов и пяти ждависов,[30]
увенчанных золотыми звездами в алых нимбах.Машина остановилась у одного из куполов; уже спешивший к ней портье помог Джубалу выйти. С вежливой улыбкой портье включил музыкальную приставку на плече новоприбывшего, молниеносным движением пальцев переместив рычажок и переключатели. Джубала окружили звуки дневной вариации на тему «Величавая осанка», приличествующей одинокому путнику.
«Благодарю вас», — сказал опешивший Джу бал.
«Не за что, деловар Тибит. Добро пожаловать!» — портье пригласил Джубала пройти ко входу по широкой прозрачной дорожке, приподнятой над поверхностью песка. На сухом «дне» под дорожкой переливалась с места на место и дрожала рябью знаменитая эй-зельбарская подвижная плесень — четыре бесформенных черных полотнища в ярко-желтую крапинку.
Джубал задержался, чтобы полюбоваться: «Плесень опасна?»
«Опасна, деловар? Скажем так: целоваться с ней я не стал бы. Можно здорово обжечься».
«Всего лишь обжечься? Я слышал, эти твари смертельно ядовиты».
«У страха глаза велики, вам еще не то расскажут. Турист, не покидающий тротуары или надевающий сапоги-пескоходы, может ничего не бояться».
«А что, если я пройдусь по песку без сапог?»
«Не вздумайте. Невозможно отрицать, что такая прогулка может не повториться. Но зачем беспокоиться? Не сходите с тротуара, вот и все!»
«Допустим, я споткнусь и упаду в плесень особо зловредной разновидности. Что тогда?»
«Несомненно, это причинит вам неудобство. Опять же, не мне судить — я не знахарь и не токсиколог».
«Другими словами, я умру?»
«Вероятно. Ходят мрачные слухи. Тем не менее, мы стараемся не тревожить гостей по пустякам. Наши постояльцы, как правило, высоко себя ценят и не склонны шататься спьяну по задворкам незнакомого города».