Галактический следопыт

«Я тоже, — сказала Шайна. — По-моему, Кельсе перемудрил».

«Скорее чрезмерно упростил, — вздохнул ее брат. — Горожане постоянно имеют дело с идеями и отвлеченными представлениями, привыкая жить в отрыве от действительности. А потом, когда защитный кокон цивилизации рвется, они беспомощны, как рыбы, выброшенные из воды».

Эльво Глиссам тоже вздохнул: «Что может быть дальше от действительности, чем сидеть здесь, посреди дикой пустыни, и рассуждать о цивилизации? Невероятно! Между прочим, я мог бы заметить, что свойственная Кельсе манера выражаться свидетельствует о свойственном непрактичным горожанам умении жонглировать отвлеченными понятиями».

Кельсе рассмеялся: «Можно было бы заметить также, что „Союз раскрепощения“, культ виталистов, движение „За мир в космосе“, панортеистическая партия и десятки прочих организаций, движимых абстрактными побуждениями, многократно удаленными от реальности, состоят исключительно из непрактичных горожан».

«Так называемая „реальность“ сама по себе — весьма отвлеченное понятие», — возразил Глиссам.

«Не столь отвлеченное, когда разбойник сбивает твой летательный аппарат в ста пятидесяти километрах от ближайшего очага цивилизации. Такова действительность. А сборище болтунов, прохлаждающихся в залах виллы Мирасоль за счет тетки Вальтрины, к действительности не имеет никакого отношения».

«Ты перегибаешь палку, — упиралась Шайна. — То, что человек умеет оперировать отвлеченными понятиями, не означает, что он обязательно беспомощен».

«В городской среде он чувствует себя в безопасности. Более того, он процветает. Но такие условия хрупки, как хрустальные цветы — достаточно одного удара судьбы, чтобы наступил хаос».

Джерд Джемаз присоединился к разговору: «Вспомните человеческую историю».

«Именно так! — увлекся Кельсе. — История — бесконечная череда разрушений и катастроф, постигавших городские цивилизации, созданные людьми, предпочитавшими интеллектуальные стимулы и отвлеченные рассуждения приобретению основных навыков выживания, недостаточно заботившихся о самообороне и сомневавшихся в нравственной обоснованности упреждающего нападения».

Шайна возмутилась: «Кельсе, ты очерствел и набрался нетерпимости! Вместе с поместьем ты унаследовал от отца все его предубеждения».

«Вашу теорию можно вывернуть наизнанку, — не терялся Эльво Глиссам. — С противоположной точки зрения историю можно представить себе, как бесконечную череду блестящих цивилизаций, созданных просвещенными варварами, отказавшимися от дикости».

«И по ходу дела с энтузиазмом уничтожавшими другие цивилизации», — буркнул Кельсе.

«Или эксплуатировавшими менее просвещенных варваров. Именно так обстояло дело в Уайе. Группа цивилизованных людей напала на варваров и ограбила их. Дикари не могли защищаться от лучевого оружия и летательных аппаратов — ужасных орудий смерти, изобретенных и изготовленных изощренными горожанами, жонглировавшими отвлеченными понятиями».

Джерд Джемаз усмехнулся, что вызвало у Шайны приступ раздражения. Она выпалила: «Таковы факты!»

«Не все факты. Дикарей не ограбили — они беспрепятственно пользуются своей землей, так же, как и раньше. Хотя невозможно не признать, что завоеватели, в отличие от побежденных, с неодобрением относились к пыткам и рабству».

«Ну хорошо, — пожал плечами Эльво Глиссам. — Представьте себя на месте ульдры: вас насильственно лишили принадлежавших вам прерогатив и подчинили закону чужеземцев. Что бы вы стали делать?»

Джемаз задумался: «Любой человек, в любой ситуации, пытается получить то, чего он хочет. Все зависит от того, чего именно он хочет».

Перед рассветом молодые люди уже поднялись и отправились в путь. На востоке собралась гряда тяжелых туч — окрестности обволокло коричневатое сумрачное марево. К полудню из туч по вершинам далеких останцев, сиротливо торчавших над южным горизонтом, начали бить беззвучные молнии, и по равнине, сопровождаемые еле слышными раскатами запоздавшего грома, стали распространяться порывы влажного ветра. Часа через три промчался короткий ливень — пыль улеглась, путники промокли до нитки. Вскоре после этого солнце пробилось через разрывы в облаках, раскинув над землей неуместные ярко-розовые наклонные лучи. Джерд Джемаз шел впереди, приспосабливаясь к темпу заметно хромавшего Кельсе. Шайна и Эльво Глиссам шагали в арьергарде. В других обстоятельствах, если бы отец не погиб и если бы Кельсе не приходилось преодолевать каждый шаг с усилием, требовавшим очевидного напряжения, Шайна могла бы даже радоваться неожиданному приключению.

Равнина спускалась к обширной впадине, выложенной бледным сланцем. На дальнем краю виднелась россыпь остроконечных песчаниковых скал, а над ними возвышался зазубренный край эскарпа, состоявшего, наподобие торта, из волнистых розовых, розовато-лиловых и желтовато-коричневых слоев. Шайна воскликнула: «Кельсе, это же Нижний обрыв!»

«Скоро будем дома», — отозвался Кельсе.

Шайна возбужденно обернулась к Эльво Глиссаму: «С этого утеса уже видно Рассветную усадьбу! Начиная оттуда — и до самой окраины Вольводеса — наша земля!»