Шайна смотрела вдаль, на Южную Саванну: «Так вам у нас на самом деле нравится?»
«Конечно».
«И вы не скучаете?»
«Только не с вами!» — пламенный взор Глиссама невозможно было истолковать двояко.
Шайна рассеянно улыбнулась, не сводя глаз с горизонта: «С тех пор, как утонула моя мать, в Рассветной усадьбе стало тихо. А раньше здесь каждую неделю устраивали шумные вечеринки. У нас всегда было вдоволь гостей, знакомых и незнакомых — одни приезжали из окрестных поместий, другие из Оланжа, попадались даже инопланетяне. Каждые два-три месяца ао устраивали кару. Мы то и дело куда-нибудь ездили: то в охотничий домик на Озерах-Близнецах, то на Снежноцветную дачу в утесах Суанисета… Каждый день был радостным и возбужденным — пока не умерла мама. Не подумайте, что мы тут живем, как отшельники».
«А потом?»
«Потом отец… сказать, что он „замкнулся в себе“, значило бы употребить слишком сильное выражение. А я улетела на Танквиль, и последние пять лет в Рассветной усадьбе почти ничего не происходило. По словам Кельсе, ближайшим другом отца стал Кургеч!»
«И теперь?»
«Я хотела бы, чтобы в Рассветном поместье снова стало весело».
«Да. Это было бы замечательно. Только…» — Эльво Глиссам замялся.
«Только — что?»
«Боюсь, что дни роскошных помещичьих забав сочтены».
Шайна поморщилась: «Гнетущая мысль!»
Кельсе и Джерд Джемаз вернулись в Рассветную усадьбу, буксируя на приставных подъемниках останки «Апекса» и «Стюрдеванта». В кузове аэробаржи стоял гроб из матового белого стекла с телом Ютера Мэддока; кроме того, Кельсе привез записную книжку отца, найденную в потайном отделении «Стюрдеванта».
Через два дня состоялись похороны: Ютера опустили в землю на лесном семейном кладбище в двух шагах от озера Фей, за ручьем Чип-Чап. Воздать последние почести Ютеру приехали больше двухсот друзей семьи, родственников, соседей и работников с окрестных ферм.
Как зачарованный, Эльво Глиссам наблюдал за людьми, поразительно отличавшимися от него привычками и манерами. Мужчины, по его мнению, были прозаичны и скучноваты, а женщинам чего-то не хватало — чего именно, он затруднялся объяснить. Легкомыслия? Шаловливости? Притворства? Даже Шайна казалась более непосредственной, чем это подобало столичной девушке: в общении не оставалось места для легкой иронии, флирта и прочих изощренных игр, развлекавших городскую элиту. Приспособление к условиям окружающей среды, не более того? Наверняка Глиссам знал только одно: Шайна безудержно влекла его, как некий волшебно-притягательный стихийный процесс, как разлетающийся мириадами алмазов морской прибой на восходе солнца, как усеянное звездами таинственное небо полуночи.
Он познакомился с десятками людей — двоюродных братьев и сестер, теток, зятьев и шуринов с родителями, сыновьями и дочерьми. Никто ему не запомнился. Никто не проявлял внешних признаков скорби, никто даже не гневался на убийцу. Преобладали, скорее, мрачноватое упрямство и сдержанная решимость, по мнению Глиссама не сулившие никаких уступок раскрепостителям.
Эльво невольно прислушался к беседе Кельсе Мэддока и Лайло Стенбарена из поместья Дорадо. Говорил Кельсе: «Ни о какой случайности не может быть и речи. Кто-то заранее рассчитал оба нападения, подговорил и предупредил хунгов — разбойник, хорошо осведомленный о нашем возвращении и о том, где и когда отец собирался нас встретить».
«Не связано ли это каким-то образом с „забавной шуткой“, о которой Ютер обещал рассказать в письме?»
«Кто знает? Модуль автопилота в „Стюрдеванте“ не поврежден. Мы проследим весь его маршрут. Может быть, отцовская шутка не пропадет даром. Хорошо смеется тот, кто смеется последним».
Кельсе заметил Глиссама и вежливо представил его пожилому соседу, заметив напоследок: «К сожалению, домине Глиссам не скрывает своих симпатий к раскрепостителям».
Стенбарен расхохотался: «Сорок лет тому назад шумело и волновалось общество „За восстановление справедливости в Уайе“. Десять лет спустя, если мне не изменяет память, прохода не было от агитаторов из „Лиги борьбы с расхитителями туземного наследия“. Потом пришлось усмирять экстремистов из „Апофеоза возмездия“. А нынче воду мутит „Союз раскрепощения“. Поистине, свято место пусто не бывает!»
«Если подобные организации возникают снова и снова, значит, существует нерешенная проблема, вызывающая постоянное беспокойство, — возразил Глиссам. — Порядочность, недопущение грабежа и насилия, справедливость, возвращение незаконно присвоенного имущества — концепции, известные испокон веков и присущие любому человеческому обществу, их невозможно игнорировать».
«Концепции нас не беспокоят, — пожал плечами домине Стенбарен, — мы исходим из практических соображений. В той мере, в какой ваш интерес к этим концепциям носит чисто теоретический характер, беспокойтесь на здоровье, воля ваша».