Галактический следопыт

«Мы разослали устав по поместьям, — говорил Кельсе. — Если он заслужит всеобщее одобрение, по-видимому, одного этого будет достаточно для формирования политического блока».

«А если нет — если твой устав вызовет разногласия?» — спросила Шайна.

«Маловероятно. Мы обсудили основные положения с каждым адресатом».

«Что, если кто-нибудь начнет настаивать на изменениях? Не может быть, чтобы структура важного документа одинаково устраивала все стороны».

«В уставе нет никакой структуры. Это просто-напросто изложение общей позиции, соглашение о координации действий, обещание не противиться воле большинства. Таков первый необходимый шаг; впоследствии мы сможем подготовить и предложить к утверждению более подробный манифест».

«Значит, теперь тебе придется ждать. Как долго?»

«Неделю или две. Может быть, три».

«Достаточно долго, — вмешался Джерд Джемаз, — чтобы узнать, в чем заключалась „забавная шутка“, обещанная Ютером Мэддоком».

Глиссам сразу заинтересовался: «Как же вы это узнаете?»

«Ютер пролетел пятьсот километров на север от Рассветной усадьбы, с отклонением примерно в двадцать семь километров к востоку. Другими словами, он приземлился в Пальге, на станции № 2, — Джерд вынул записную книжку Ютера Мэддока. — Послушайте: „Никто не осмеливается летать над Пальгой. Достойный удивления парадокс! Ветроходы, уклончивые и незлобивые, при виде летательного аппарата становятся яростными фуриями. Из ангаров выкатывают древние лазерные пушки, и от нарушителя небесного спокойствия остаются прах и лоскутья обгоревшего металла. Я спросил у Филисента: „Почему вы сбиваете всех, кто пролетает над степями?“ „Мы боимся синих налетчиков“, — ответил он. „Неужели? — не поверил я. — Сколько лет прошло с тех пор, как ульдры в последний раз совершили налет на ветроходов?“ „На моей памяти этого не было, мой отец тоже такого не помнит, — признал Филисент. — Тем не менее, закон есть закон: в небе над Пальгой не должно быть воздушных машин“. Филисент позволил мне осмотреть его лазерную пушку — великолепное орудие! Я поинтересовался: „Кто мог изготовить столь хитроумное и разрушительное оборудование?“ На этот вопрос Филисент не смог ничего ответить — почти ничего. Пушка, покрытая резным или чеканным рельефом изумительной работы, переходила, как фамильная драгоценность, от отца к сыну с незапамятных времен. Может быть, ее привезли с собой давно забытые первопоселенцы Корифона — кто знает?“»

Джерд Джемаз поднял голову: «Ютер сделал эту запись, судя по всему, через несколько дней после прибытия на станцию № 2. К сожалению, он редко пользовался записной книжкой. Дальше он пишет: „Пальга — достопримечательная страна, а Филисент — весьма достопримечательная личность. Подобно всем ветроходам, он — ловкий и завзятый вор, готовый стащить в любой момент все, что плохо лежит. Отвадить его могут только „отворот“ или неусыпная бдительность владельца имущества. Во всех остальных отношениях он, в принципе, неплохой парень. У него есть баркентина, ему принадлежат тридцать семь плодородных участков вдоль трассы. Народ этот неразрывно связан с ветром и солнцем, облаками и степными просторами! Когда плещутся паруса, а огромные колеса переваливаются по колее, ветроход, стоящий у руля, будто отправляет священный обряд. Но при этом, если поинтересоваться у него, правда ли, что трижды два — шесть, он взглянет на тебя с полным непониманием. А если попробовать разузнать что-нибудь об эрджинах — например, о том, кто и как их приручает — непонимание превратится в замешательство, даже смятение. Спросите у ветрохода, откуда у него деньги, чтобы заплатить за чудесные колеса с подвеской, за прочную парусину, за металлическую крепь — он лишится дара слова, у него челюсть отвиснет, как если бы к нему пристал юродивый, несущий несусветную чепуху!“»

Джемаз перевернул страницу: «Вот раздел, озаглавленный Ютером как „Заметки для монографии“: „Шренки — поразительная, внушающая ужас и почтение каста. Каста или культ? Осознание судьбы приходит к ребенку в виде повторяющегося сна. Он худеет, бледнеет, не находит себе места, после чего рано или поздно уходит в степь, покинув родной фургон. Через некоторое время он совершает первое неспровоцированное нападение или оскорбление; затем этот отпрыск мирных бродяг замыкается в себе и становится в глазах соплеменников стихийным бедствием, бичом, наказующим врожденные подлость и развращенность окружающих. Шренков немного: по всей Пальге их, наверное, человек сто — никак не больше двухсот. Можно понять, как глубоко все их существо проникнуто омерзительными нечистотами, сочащимися из клоаки бытия“».

Джерд Джемаз немного помолчал. Никто не сказал ни слова.