Галактический вихрь

— Я помню… — едва слышно повторила она. — Мне было десять лет… Я… — Она вдруг задохнулась, вновь почувствовав себя маленьким, парализованным ужасом комочком плоти, падающим среди ледяного крошева обвала…

Она не могла говорить. Все слова застревали где-то в пересохшем горле, но зато ее слышал Гиг. Это странное, загадочное существо было не столь простым, глупым и наивным, как могло показаться на первый взгляд.

Он вел свою непостижимую жизнь и в данный момент по каким-то соображениям решил сыграть роль посредника между Клаусом и Кейтлин. Быть может, его просто забавляли мысленные реакции двух двуногих существ? Но, так или иначе, Клаус внезапно ощутил легкую эманацию чуждого разума, словно что-то теплое, как язык собаки, лизнуло его мозг — и вдруг…

Проникновение в чужую память оказалось страшным до дурноты действом. Клаус не мог подумать, что можно так полно перевоплотиться…

…Он был маленькой десятилетней девочкой, падающей в бездонную пропасть ледового обвала. Он чувствовал все, даже удар о базальтовый пол пещеры отдался тупой болью в его боку…

Прошло несколько бесконечных секунд, и он, задыхаясь от ужаса, стоял перед светящейся спиралью Интеллекта внутри сомкнувшегося кварцевого бутона, чтобы навсегда покинуть этот мир, обрушив вниз тонны льда, внутри которого были проложены жилые кварталы Клайфпорта.

— Мама… Мамочка!.. — задыхаясь от ужаса и сам не понимая, что делает, побелевшими губами шептал он, когда мир вокруг вдруг взорвался, распадаясь на радужные спектральные полосы гиперперехода.

Интеллект возвращался в свой мир… А он был его первым Носителем.

По воле маленького кожистого мячика ему предстояло пережить холод, изнуряющий физический труд, голодные обмороки и вызванную хронической усталостью болезнь. Он был Кейтлин, а Кейтлин была им.

Он служил Интеллекту, а она медленно выкарабкивалась из небытия в реанимационном отделении тюремной больницы форта Стеллар…

Глава 8. Джоарги

3737 год Галактического календаря. Сфера Дайсона. Колония людей.

Обычный, ничем не примечательный закат мрачно догорал над бескрайней равниной. Огромная прямоугольная плита беззвучно скользила в багрово-фиолетовом, похожем на свежий кровоподтек небе, медленно наползая на тусклый диск красного солнца.

Внизу, где слабый ветер лениво шевелил пожухлый травостой, по земле ползла ровная, будто обрезанная ножом тень. Это была граница дня и ночи. Тут никогда не бывало сумерек. Так был устроен этот мир, задуманный его творцом как нечто незыблемое, рациональное и симметричное.

Тень от скользящей в небесах платформы двигалась по земле, поглощая километр за километром, и следовавшая по пятам за ней ночь была так же безлика и лишена какого бы то ни было очарования, как и породившая ее циклопическая прямоугольная плита. Не было в угольно-черном небе ни звезд, ни лун — ничего, лишь тьма, как оглушающая и не терпящая возражений команда ко сну.

Однако кто бы ни был изначальным творцом этого мира, он покинул его очень давно, и нашлись во Вселенной существа, которые пришли сюда, чтобы смягчить угловатые линии порядка и оживить мертвую незыблемость.

Это были люди.

…Николай следил за закатом, стоя на теплом пластике высокого крыльца. Дом, возвышавшийся за его спиной, был похож на средневековый замок. Высокая стена, облицованная серыми плитами, имитирующими дикий камень, на самом деле была полой сварной конструкцией. Она окружала уютный внутренний двор, в котором росли причудливо изогнутые деревья. Конечно, Николай ничего не знал ни о замках, ни о Средневековье, ни о древней Земле. Этот дом, как и несколько сот других подобных усадеб, разбросанных по огромной площади равнины Красного Солнца, был построен много веков назад его предками, прах которых давным-давно покоился в Мемориале.

Тень плиты продолжала медленно ползти, приближаясь к дому. Вот она добралась до возделанного поля, на краю которого под навесом был запаркован приземистый вездеход, накрыла его, а заодно и два ветряка, лениво мутузящих лопастями вечерний воздух, перевалила через забор и коснулась крыльца.

Николай глубоко вдохнул и тронул рычажок тяги.

Две реактивные струи пламени рванулись из-за спины, и его подняло в воздух.

Наступала ночь — самое любимое им время суток.

— Коля, смотри, осторожнее… — раздался в крохотном коммуникаторе голос матери, как всегда, наблюдавшей из окна, как реактивный ранец уносит сына на прогулку. — Не задерживайся к завтраку и смотри, около Мемориала полно народа, — не сломай себе шею…

— Хорошо, мам…

Николай отработал правым корректировочным соплом, повернув в сторону от дома. Впереди его ждала удивительная, полная встреч и событий ночь, отчего сердце радостно стучало в его груди, когда он несся в кромешной тьме, подставляя прохладному ветру свое лицо. Что еще нужно человеку в семнадцать лет, кроме ощущения взрослой свободы и бьющего в лицо ветра?

Он улыбнулся собственным мыслям и совершенно машинально повернул к Мемориалу — узкому ущелью меж двух расколовшихся от какого-то древнего катаклизма высоких искусственных гор.