У южан лихорадка олицетворяется в образе молодой красавицы, которая обладает способностью претворяться в воздух. Человек, который вдохнет этот воздух, и заболевает лихорадкой. В Литинском узде записано такое сказание. Ехал мужик по дороге и увидал двух девиц-лихорадок, которые, не замечая его, вели разговор, подслушанный мужиком. Одна говорила, что пойдет к богатому барину, который очень любит пить дорогое вино, с этим вином он, дескать, меня и проглотит. А другая сказала, что пойдет к бедняку, и при этом назвала того самого мужика, который с ними встретился. Этот мужик, как только войдет в хату, сейчас и крикнет жинке, чтоб она варила ему галушки; с первой же галушкой лихорадка и намеревалась внедриться в его утробу. И вот, приехал мужик домой, и ему в самом деле крепко захотелось поесть галушек. Но когда жена, изготовив их, подала, он первую галушку есть не стал, а быстро кинул ее в кошель, да и завязал, а потом мешок повесил в трубе, чтобы лихорадка задохлась от дыму. Долго висела лихорадка в дыму и коптилась и все это время люди не болели лихорадкой. Но мужика мучило любопытство: что делается с его пленницей, жива ли она или задохлась? И вот он, чтобы взглянуть на нее, развязал кошель, а лихорадка и выпорхнула, в опять начала ходить по людям и мучить их.
Чума, которая местами называется черной смертью и вообще мором, представляется обычно в виде огромной женщины с растрепанными волосами; одежда на ней то вся черная, то вся белая. Южане же ее представляют себе в образе богатой барыни, которая ездит в дорогой карете, запряженной шестеркой белых коней. Говорят, что, подъехав к хате, она спрашивает: «А чи е чума у доми?». И если жильцы, по оплошности, ответят, что нет, то сейчас же и заболевают чумой. Чтобы обмануть чуму, надо вынуть оконные рамы, будто хата брошена, никто в ней не живет. Чума страшно богата. Посетив местность, она нарочно разбрасывает по дороге и по улицам разные дорогие вещи; люди, конечно, соблазняются находкой, поднимают ее, а она уже заражена чумой, и кто поднимет ее, тот заболеет и умрет.
Холера, та, наоборот, по воззрению хохлов, совсем нищая баба, ходящая из деревни в деревню в одной рубахе с распущенными волосами. Она все плачет и воет, и где ее голос услышат, там и начинается эпидемия.
Вернейшим средством против всяких повальных болезней, людских и скотских, считается любопытный обряд опахивания. Задача состоит в том, чтобы вокруг всего жилого места, например, деревни, провести плугом борозду с сомкнутыми концами. Таким манером все место окружается волшебным кругом, через который невозможно переступить вражьей силе. Обряд совершается с общего согласия жителей и обычно обсуждается и решается на мирской сходке. Заведует церемонией пожилая баба, богатая опытностью во всяких свычаях и обычаях. Вообще в деле участвуют только одни женщины, мужчины исключаются совершенно, и во все время опахивания должны сидеть по домам, наглухо запершись. Точно также запирают и всех домашних животных.
Ровно в полночь баба, заправила обряда, выходит в одной рубахе на околицу и с диким воплем стучит в сковороду. Это призывной сигнал. По нему все взрослые женщины деревни, девушки и замужние, выбегают из дворов, вооруженные всевозможными хозяйственными снастями – ухватами, кочергами, косами, серпами, метлами иди просто дубинками. В ту же минуту повсюду затворяют ворота, запирают наглухо скотину в хлевах, привязывают собак, и сами остающиеся дома мужики запираются в избах.
Между тем, все женское население деревни собирается на околице. Приволакивают и плуг или соху, которыми совершается опахивание. Лишь в немногих местностях, например, в Волынской губернии, в плуг впрягают волов, повсюду же в других местах плуг волокут сами же бабы. Обряд начинается с того, что заправила произносит, сняв с себя рубаху, грозное проклятие смерти. Затем бабы подтаскивают соху, надевают на заправилу хомут и впрягают ее в соху. Другие пособляют ей, и таким образом совершается троекратное обхождение сохой всей деревни. Вся толпа женщин, сопровождающая соху, вооружается пучками зажженной соломы; вся эта публика во все горло кричит, пляшет, кривляется, размахивает по воздуху теми снастями, какие кто захватил, хлопает кнутами. Иногда всем хором войт особую заклинательную песнь; в ней говорится о каких-то котлах, в которых «горит огнем негасимым всяк живот поднебесный», о старцах, которые стоят около тех котлов и судят всему миру «животы долгие», причем «на злую смерть кладут старцы старые проклятьице великое».
Существуют любопытные местные особенности обряда опахивания. Носят, например, иконы Богоматери, святого Власия, покровителя скота (если опахивание ведется против скотского падежа), святых Флора и Лавра (патроны коней). Тут видно стремление устроить из опахивания что-то вроде молитвенного обряда; но с этим стремлением самым странным образом не вяжется раздеванье чуть не до нага, неистовый рев и пляс и вся вообще языческая обстановка обряда.