Галактика-Белая. Книга 13 (СИ)

Орловский ученичок, прошедший через его руки и окончательно заматеревший под крылом Элизабет.

Цветочки – цветочками, но аналитику ему Лиз подтянула весьма серьезно.

- На самом высшем? – повторил его вопрос Левицкий.

- И организация с нуля, - ухмыльнувшись, порадовал Шторм.

Эти парни могли обойтись и приказом…

Эти парни лучше всего ловились на интерес.

- И что в минусах? – вернулся в кресло Шаевский. Взгляд был уже осмысленным. Даже – слишком.

- Как минимум, возможность невозвращения домой, - шевельнулся Шторм. Подался вперед. – Правда, есть и другой вариант. После такого…

- Корпус «Ворош», - не дал ему закончить Кабарга. – Контрразведка на нем, - кивнул он на Шаевского, а я…

- Дела передаешь мне, - поднялся Шторм со стула. – Курьерский уходит в полночь. Если есть что-то личное…

По-хорошему, уничтожить бы их всех, начав с самого нуля, но…

Вот это… уничтожить, уже начало входить в привычку. Пора было отвыкать.

Глава 2

У Кэтрин все валилось из рук. С самого утра.

Сначала она едва не упала, запнувшись буквально на ровном месте. Затем с трудом удержала бутылочку с молоком – у маленькой Олюшки появились зубки, так что приходилось сцеживаться, чтобы она не прихватывала, пробуя их остроту на ней. Потом она потеряла книгу, которую – Кэтрин это отчетливо помнила, положила на кресло в малой гостиной. Затем…

К обеду она настолько устала от всех этих мелочей, что не выдержала и, уйдя в детскую, позволила себе выплакаться. Иногда трудно удержаться от слез, даже прекрасно понимая, что это всего лишь усталость.

Маргрет, которая зашла позвать к обеду, застала ее стоявшей у кроватки Таши. Раскапризничавшуюся Олюшку Кэтрин держала на руках. Прижимала к себе, баюкая. И говорила, говорила, говорила…

Рассказывала о ярком, залитом светом дне. О птичках с желтыми грудками, которые частенько заглядывали в окна старого дома семейства Кураи. Об озере, к которому они пойдут сегодня гулять. О новых игрушках, которые обязательно привезет папа. О маленькой лошадке, которую обещала подарить бабушка Марго, когда Оли подрастет. О…

О том, что уговаривает, скорее всего, себя, а не дочь, Кэтрин тоже догадывалась, но…

Олиш должен был вернуться со дня на день, но с каждой минутой ждать его было все труднее.

Маргарет вошла в детскую, когда Кэтрин уже практически отчаялась успокоить хныкавшую дочь. И ведь та не плакала – хмурила бровки, кривила ротик и, покряхтывая, сопела носиком.

- И опять все сама, - с мягким укором произнесла она, подойдя к ним. Улыбнулась внимательно наблюдавшей за ними Таши.

Полтора года. Для своего возраста у девочки был слишком взрослый взгляд.

- Я хотела только… - на глазах Кэт опять выступили слезы. Она прикусила губу, мотнула головой, словно пытаясь отогнать от себя вот это… комком подобравшееся к горлу. – Не понимаю, что со мной происходит.

- С тобой происходит плохой сон и постоянная тревога, - посетовала Маргрет, собираясь забрать из рук Кэтрин внучку, но та засопела еще сильнее, намекая, что лучше ее не трогать. – И с этим нужно что-то делать! – отступив, - закончила мать Олиша.

- Что? – пусть и не очень удачно, но все-таки заставила себя улыбнуться Кэтрин.

- Например, отдать детей няням, подняться к себе и отдохнуть. Но сначала покушать и выпить мятный чай.

Кэтрин вздохнула и произнесла… тихо-тихо… вряд ли для Маргрет, скорее уж для себя:

- Я не могу.

Она действительно не могла. Не могла без того, чтобы не видеть дочь, не цепляться за нее, как за символ жизни. Не могла без своей нужности… нет, не для всех, именно для этой крохи, которая привязывала к реальности значительно крепче, чем усилия психологов, стабилизировавших ее состояние.

Она не могла…

Нет, себе она не лгала. Она просто не хотела.

Девять месяцев, прошедшие с рождения дочери, легкими не были. Кэтрин восстанавливалась, возвращалась память, заставляя вновь и вновь переживать все, что, спасая, скрыли пусть и коряво, но вставшие блоки.

Она боролась Спрошлым. С настоящим. С…

Она отвоевывала каждый день нормального существования, в котором не срывалась, прекращая осознавать себя той Кэт, которая преодолеет все, что бы ни подкинули ей обстоятельства.

Она…

Не будь рядом дочери, Олиша и Маргрет, Кэтрин вряд ли бы справилась. Сдалась уже давно, позволив себе окончательно стать той, другой.

- У тебя восстанавливается гормональный фон, - встав за спиной, обняла ее за плечи Маргрет. – Нас предупреждали…

Об этом Кэтрин тоже помнила, но не понимала до конца, пока не столкнулась с эмоциональным штормом, который носил ее, как утлую лодочку. От тоски к безудержной радости. От пронзительной боли к уютной, умиротворяющей тишине.

Ей бы застыть, поймав точку между тем и этим. Почувствовать, как успокаивается в четком, уравновешенном ритме сердце…

- Я справлюсь, - крепче прижимаясь спиной к Маргрет, прошептала Кэт. – Я…

- Мы, - поправила та ее. – И добавила… твердо и бескомпромиссно: - Мы!

Сколько они так стояли… Две женщины. Две матери…

Два тепла. Две тишины. Две безграничные веры…

- Она спит, - неожиданно произнесла Маргрет.