Обычно эти трагедии списывали на ошибки учёных или техника-эксплуатационщика, хотя истинная причина кроется в той дикой спешке, с которой собираются генераторы и монтируется темпоральное оборудование, да, ещё вечная нехватка специальных сверхмощных компьютеров, с помощью которых физики-темпоральщики смогли с надлежащей точностью определить, что начнет делать темпоральный ускоритель, — изменять метрику времени или метрику пространства и с какой скоростью он станет делать это. Если темпоральный ускоритель начинает работать совсем не так, как это задумывалось его творцами, а так, как ему вздумается, то это, обычно, приводит к самым печальным, катастрофическим, последствиям.
Именно по этой причине монтажники и убирались подальше, оставляя на волю случая главного инженера, руководившего сборкой генератора, и физиков-темпоральщиков, которые собирали и настраивали его темпоральную матрицу. Считалось естественным и вполне объяснимым, что, как правило, вместе с техником-эксплуатационщиком рядом с этой гигантской дьявольской штуковиной должны находиться ещё и её создатели. Конечно, всякий раз рисковать своей шкурой при пуске ускорителя не очень приятно, но это, все-таки, давало всем нам, — пускачам, как простым бедолагам-техникам, так и инженерам-темпоральщикам, некоторые преимущества, так как в Корпорации больше никому не позволено разговаривать с начальством гордым и независимым тоном, небрежно похлопывать президента Корпорации по плечу, а его очаровательных секретарш по заднице. Ну, и ещё это давало нам так же привилегию пользоваться лифтами, отведёнными для руководства, обедать в специальных ресторанах и носить самые шикарные мундиры. Ведь именно мы оставались один на один с генератором искажения времени и потому у нас есть своеобразное профессиональное объединение — "Братство пуска".
Наше братство хотя и не признаётся высшим руководством корпорации официально, тем не менее почитается в конторе весьма высоко. Дело доходит даже до того, что начальники даже довольно высокого уровня, берут отпуск за свой счёт, напрашиваются к нам, техникам, в пассажиры и потом трясутся от страха несколько часов, лишь бы встать с нами наравне. Даже такая примитивная форма приобщения к "Братству пуска" скрепляла нас настоящими братскими узами и делала более терпимыми друг к другу. К таким начальникам техники относятся с куда большим, чем обычно, уважением и никогда не позволяют себе язвить на их собственный счёт и тревожить секретарш.
Правда, так довольно часто поступали только руководители среднего звена и практически никогда представители высшего руководящего состава, всякие там вице-президенты и президенты. Конечно, над этим можно только посмеяться, говоря о таких страстях, ведь при наличии реаниматора и биопробах, сданных в конторе, бояться нечего, так как в случае гибели тебя всё равно возродят к жизни, но в том-то всё и дело, что отправляясь на пуск, никто не сдаёт никаких биопроб. По какой-то странной прихоти самых первых руководителей Корпорации это стало незыблемым правилом, — отвечать за каждый треклятый ускоритель своей собственной головой. Лично меня это никогда особенно не пугало, риск давно уже стал неотъемлемым компонентом всех моих прежних профессий, но всегда бесило. Мне непонятно, как можно заставлять нас, техников-эксплуатационщиков, отвечать головой за то, чего мы, собственно, не делали, за этот чёртов генератор искажения времени. Зато это прекрасно понимали физики-темпоральщики, хотя они только и делали, что собирали свою темпоральную матрицу, хотя она составляет лишь крохотную часть гигантского механизма, и всегда оставались с нами.
На шестой день полёта я велел Нейзеру хорошенько отдохнуть и попросил к вечеру привести себя в порядок, одеться, как на парад. Первую часть моей просьбы он выполнил полностью, а вот со второй задал хлопот. Когда Нейзер, отоспавшийся и чисто выбритый явился в навигационную рубку, то замер у порога с вытаращенными от удивления глазами, так на него подействовал мой парадный мундир с множеством значков и нашивок за безупречную службу. Хоть в этом Корпорация отличилась, снабдив нас, техников, прекрасно сшитыми, красивыми мундирами военного образца, вполне сравнимыми по своей красоте и элегантности с роскошной униформой военно-космических сил. Нейзере же облачился в свой обычный космокомбинезон. Нагло ухмыляясь, он насмешливо поинтересовался:
— Ха, Веридор, да, вы, никак, собрались на приём?
Вот тут-то я и взорвался от возмущения, громко заорав: