Галантные дамы

Даже и сегодня мы видим, как госпожа де Немур, и на заре своей жизни блиставшая красотою, стойко сопротивляется разрушительному времени, которое стирает все, кроме, однако, этой красоты; я готов – вместе со всеми, кто видел эту даму, – клятвенно подтвердить, что в юные годы она была прекраснее всех женщин в христианском мире. Я уже рассказывал в другом рассуждении, как любовался ею, танцующей в паре с королевой Шотландскою; им вздумалось протанцевать вдвоем, без прочих дам, и окружающие, видевшие сей танец, затруднялись определить, которая из них была красивее; кто-то сказал, что они походят на два солнца вместе, подобные тем, что, по описанию Плиния, явились некогда в небесах, повергнув людей в великое изумление. Госпожа де Немур, тогда еще госпожа де Гиз, отличалась более внушительной фигурою; да будет мне позволено заметить, не в обиду королеве Шотландской, что величественная ее осанка, хотя она и не была королевою, давала ей преимущество пред сей государыней; впрочем, госпожа де Немур приходилась внучкой великому королю, любимому народом, и имела с ним большое сходство в чертах, в чем я мог убедиться, разглядывая портрет названного короля в кабинете королевы Наваррской: портрет этот явственно подчеркивал все достоинства оригинала.

Полагаю, что это я первым назвал госпожу де Немур «внучкою короля – отца нации», а было это в Лионе, по возвращении его величества из Польши; с тех пор я частенько величал ее именно так; она оказывала мне честь находить сие прозвище приятным и любила слышать его из моих уст. И доподлинно она была истинной внучкой этого великого монарха, походя на него красотою и особливо добрым нравом: доброта ее не знала границ, никто или мало кто мог пожаловаться на немилость с ее стороны, хотя она многим могла бы навредить в бытность свою замужем за ныне покойным герцогом де Гизом, почти полновластным властелином Франции. Повторяю: госпожа де Немур обладала этими двумя драгоценнейшими добродетелями – красотой и добротой – и сохранила их обе по сей день, почему и выходила замуж дважды, и оба раза за благороднейших дворян, коим трудно сыскать равных; найдись еще один такой же мужчина, достойный этой дамы, ей не составило бы никакого труда вступить и в третий брак, настолько хороша она была даже в старости. Вот так же в Италии дамы из Феррары считаются особо лакомыми кусочками, откуда и родилась поговорка «pota ferraresa – cazzo mantuano» (сунь в феррарский горшок мантуанский посошок).

По этому поводу вспоминаю, как некий знатный синьор-итальянец ухаживал за одной прекрасной французской принцессою, и вот однажды, когда при дворе хвалили и превозносили его достоинства и совершенства, коими он мог бы заслужить ее благосклонность, покойный господин Дау, капитан шотландских гвардейцев, особенно блиставший остроумием, заметил: «Вы, господа, забыли наиглавнейшую его добродетель – cazzo mantuano».

Это же словцо довелось мне услышать, когда герцог Мантуанский, по прозвищу Горбун, решил посвататься к сестре императора Максимилиана, которой донесли, что у жениха на спине торчит большой горб. Говорят, она на это ответила: «Non importa purche la campana habbia qualche diffetto ma ch’el sonaglio sia buono»[41], – имея в виду, разумеется, все тот же cazzo mantuano. Впрочем, другие утверждают, что она не могла такого и выговорить, ибо отличалась благоразумием и хорошим воспитанием; вероятно, слова эти принадлежали кому-нибудь другому, а ей только приписаны.

Но возвращаюсь к принцессе Феррарской; я видел ее на свадьбе ныне покойного господина де Жуайёза, куда она явилась в широком платье-мантии, сшитом по итальянской моде, с рукавами, подобранными до локтя, как носят в Сиене; она затмила всех тамошних дам, и не было человека, который не сказал бы: «Сей прекрасной принцессе рано еще сдаваться, красота ее при ней. Взглянешь на нее, и сразу видно, что это прелестное лицо – залог многих других скрытых достоинств, недоступных взору; так, при виде красивого фасада легко вообразить, сколько красивых залов, комнат, спален, передних, туалетных и прочих уютных уголков скрывается за ним». С тех пор принцесса поражала людей своею красотой, не поблекшей с преклонным возрастом, еще во многих местах, даже и в Испании, на бракосочетании герцога Савойского с Екатериной Австрийской, и все видевшие ее навсегда с благоговением сохранили в памяти красоту и все добродетели названной дамы. Будь перо мое столь же велико и мощно, как лебединые крылья, я бы вознес сию красавицу в небеса, но – увы! – оно слишком слабо и бессильно; однако я еще упомяну о ней в другом месте. Бесспорно одно: принцесса была прекрасна по весне своей жизни так же, как летом, осенью и даже зимою, хотя претерпела немало бед и родила множество детей.

Весьма прискорбно, что итальянцы, презирающие многодетных женщин, называют их scrofa, то есть «супоросая свинья»; на мой же взгляд, те, что производят на свет красивое, здоровое и благородное душою потомство, как та же принцесса, достойны лишь похвалы и Божьего благословения, а не подобного презрительного прозвища.