Галантные дамы

Люди, коим можно доверять, сообщили мне также, что во время ее вдовства, когда приближенные к ней дамы пытались ее утешить, одна из них – а всякому понятно, что среди такого скопления всегда найдется неловкая особа, – желая ее поддержать, промолвила: «Ах, сударыня, если бы вместо девочки у вас остался сын, ныне вы стали бы королевой-матерью и ваше величие от этого лишь укрепилось бы и стало полнее». – «Увы, увы! – откликнулась та. – Не повторяйте при мне подобных неуместных слов. Как будто в нашей Франции недостаточно горя, чтобы еще и мне вносить свою лепту в ее разрушение: ведь имей я сына, он послужил бы поводом для распри, волнений и заговоров; всем хотелось бы получить над ним власть и опеку на время его детства и отрочества; а ради этого велось бы еще больше войн, чем когда бы то ни было; причем каждый стремился бы к собственной выгоде и желал бы лишить бедное дитя всего, как когда-то пытались поступить с моим покойным супругом, пока он был мал; без помощи королевы-матери и ее верных слуг, защитивших его, так бы и случилось; а я-то, породившая его, стала бы злосчастной причиной всех раздоров и навлекла бы на свою голову проклятия народа, глас коего – глас Божий. Вот почему я хвалю Господа за дарованный мне плод, не рассуждая, на радость он мне или на печаль».

Вот как добра оказалась эта принцесса к стране, которая ее призвала и приютила. Мне говорили, что накануне резни, случившейся на святого Варфоломея, она, вовсе не подозревая ничего дурного, как обычно, спокойно улеглась в постель и лишь на следующее утро, пробудившись, узнала обо всем, что произошло. «Увы! – простонала она и внезапно спросила: – А ведомо ли то королю, моему супругу?» – «О да, сударыня, – ответствовали ей. – Не только известно, но он сам во главе всего». – «Бог ты мой! – воскликнула она. – Что же делается? И что за советчики те, кто подтолкнули его к сему? О Господи! Молю Тебя и прошу все ему простить, ибо без Твоего всемилостивого снисхождения, боюсь, такого прегрешения не извинить никому». Тотчас она попросила принести ей часослов, встала на колени и со слезами на глазах принялась возносить моления Господу.

Пусть читатель сам оценит доброту и мудрость монархини, не пожелавшей одобрить кровавого празднества и его буйных игрищ, хотя и стремившейся всем сердцем к упразднению и полному изгнанию и господина адмирала, и его единомышленников, чья вера во всем была враждебна ее собственной, вызывавшей у нее ни с чем на свете не сравнимое преклонение и почтение. А с другой стороны, она, конечно, видела, какой вред они наносят ее коронованному супругу, сея в стране смуту, и помнила слова, сказанные ее родителем, императором, когда она прощалась с ним, отправляясь во Францию. «Дочь моя, – сказал он тогда. – Вы станете королевой в самом прекрасном, обширном и могущественном королевстве из существующих в этом мире, а из того я полагаю, что вам очень повезло; но вы бы сделались доподлинно счастливее всех прочих, когда бы увидели его нераздельным и столь же процветающим, каким оно было издревле; но, увы, вас ожидает раздираемая смутой и междоусобицей страна, потерявшая покой и лишенная благодати; учтите притом, что хотя одной ее частью владеет его величество, ваш супруг, другая – и немалая – в руках принцев и сеньоров-реформатов», – и то, что она здесь нашла, во всем сошлось с его предупреждением.