Но достаточно о вдовах, умерщвляющих свою плоть. Поговорим о тех, кто, в ужасе от строгих обетов, приспосабливается к новой супружеской жизни, отдавая себя в сладостную власть богу Гименею. Среди них есть и те, кто, вкусив в объятиях своих любезников при жизни мужа, подумывают уже о новом союзе, еще его не похоронив, и договариваются с любезниками о том, как поступить в сем случае. «Ах! – говорят они обычно. – Если бы моего благоверного не было в живых, мы бы сделали то-то и то-то, мы бы стали жить так-то и примирились бы с тем-то и тем-то, а по нашему опечаленному виду никто и не догадается о нашей долгой связи. Какая приятная жизнь откроется перед нами! Мы поедем в Париж, ко двору; если принять все предосторожности, никто не сможет нам навредить; вы припуститесь за такой-то, я – за тем-то, а король нам подарит то и это.
Нашим детям мы наймем опекунов и наставников и освободимся от забот о них, посвятив себя собственным делам, или попользуемся их наследством, пока они не достигли совершеннолетия. Обстановка у нас останется та же, что в доме мужа, по крайней мере не надо думать о новой; а еще я знаю, где лежат ценные бумаги и экю…» – и произносят еще много подобных слов, заключая: «Так кто же сможет жить счастливее нас?»
Вот каковы те речи, что часто ведут женщины при еще живых супругах, хотя нередко все их слова, упования и чаяния оказываются пустым звуком, ибо мужья и не думают помирать; впрочем, случается, что заботливые жены помогают им приблизиться к могиле и подталкивают их туда, если те подзадержались на земле. Хорошо еще, если они не уподобляются той испанской даме, которая, не стерпев жестокого норова своего супруга, убила его, а затем и себя, предварительно собственноручно написав и оставив на столе в своем кабинете следующую эпитафию:
(Здесь покоится тот, кто искал жену, но не сумел сделать ее женой: его благоволение простиралось на других, только не на меня; вот почему, не стерпев его самонадеянной подлости, я убила его, наказав за все грехи; я и с собой кончаю, не надеясь, что буду понята, и дабы положить конец моим злоключениям.)
Звали эту особу донна Маддалена де Сориа; если судить по мнению одних, она прекрасно сделала, что убила мужа, но сглупила, уйдя из жизни: ведь сама написала, что покончила с собой, не имея сил рассудить, права ли она. Лучше бы ей погодить, если она не боялась правосудия; правда, быть может, она не была уверена в приговоре и, вынеся его себе, пожелала сама выхватить честь и славу из рук судей. Хотя, скажу я вам, есть ушлые особы, способные так хорошо сыграть свою роль, что никто ничего не заподозрит, а когда муж благополучно отправится в иной мир, они, живые и здоровые, сговариваются со своими возлюбленными и вместо грусти предаются привольным усладам.