Галантные дамы

Даже шуты, пользовавшиеся привилегией свободно говорить обо всем, могли поплатиться, если задевали прекрасный пол; так случилось с одним из них, по имени Легато, которого я знал. Однажды наша королева Елизавета Французская, рассуждая о приятностях своего пребывания в Мадриде и Вальядолиде, о тамошних развлечениях, сказала, что было бы прекрасно, если б оба этих места оказались так близко, чтобы одной ногой можно было достигнуть одного, а второй — другого; и, произнеся эти слова, показала — сильно раздвинув ноги. Шут, случившийся поблизости, буркнул: «А я бы не прочь оказаться по самой середке con un carraco de bouricco, para encargar y plantar la raya»[67]. Его за это хорошенько высекли на кухне, хотя многие разделяли такое желание; ибо королева — одна из самых пленительных, красивейших и благородных дам Испании, — без сомнения, была достойна подобных вожделений, но, разумеется, не его, а людей порядочных, в сотни тысяч раз более достойных, нежели он.

Мне кажется, что все господа клеветники и губители женской чести желали бы обладать и пользоваться привилегией свободы выражений, какой облечены виноградари под Неаполем: во время сбора винограда им разрешено говорить любые сальности, оскорбления и гадости всем, проходящим мимо. Они бегут за всяким — будь он мал или велик по званию и достатку — и выкрикивают ему вослед ругательства. А что им особенно нравится, так это позволение не щадить и дам, принцесс и еще более высоких особ, кто бы они ни были. В свое время, будучи там, я слышал, что есть и те, кто по собственной охоте дает себе труд проехаться по полям, чтобы послушать их верещание и тысячи гадких и сальных шуточек, кои те выкрикивают на разные голоса в спины мужей и поклонников, вплоть до упреков в сожительстве с кучерами, пажами, лакеями и телохранителями, скачущими рядом. Более того, прохаживаясь на такой манер насчет их спутницы, они еще предлагают с мужицкой куртуазностью собственные услуги, а также осыпают дам словенками, не в пример более едкими, чем те, что приберегают для мужчин. И все слова произносят с отменной прямотой, нимало не смягчая выражений. А в ответ слышат только радостный громкий смех, а подчас и ответы кавалеров, коим в эти дни разрешено отражать подобные наскоки тем же способом. Но как только сбор винограда заканчивается — все делают передышку до следующего года, ибо в иное время за подобные вольности преследуют и жестоко карают.

Говорят, что и теперь такой обычай там сохраняется; и более того, многие во Франции были бы не прочь, чтобы его ввели, приурочив к какому-нибудь времени года, чтобы иметь право беспошлинно злословить на счет ближнего, к чему многие у нас имеют сугубое пристрастие.

Так вот, чтобы закончить, повторю, что прекрасные создания должны встречать повсюду уважение, а их увлечения и привязанности — храниться в глубокой тайне. По сему поводу еще Аретино говорил, что в этих делах языки возлюбленных должны не только сливаться в лобзаниях и для доставления иных наслаждений, но сплетаться вместе и завязываться узелком — в знак того, что тайна недозволенного досуга останется нерушимой; ведь что любовники — существуют даже такие легкомысленные и непотребные мужья, настолько снедаемые любострас-тием, вольные в своих нравах и переполненные сальными помыслами, которые, не удовлетворяясь непристойным и недостойным дворянина обращением с собственными женами, рассказывают о сем своим приятелям, составляют целые истории; знавал я и некоторых жен, до смерти ненавидевших собственных супругов и часто отказывавшихся от предлагаемых ими наслаждений именно по этой причине, ибо они не желали быть опозорены, даже исполняя свой супружеский долг.

Господин Дю Белле, поэт, в своих весьма совершенных латинских «Надгробных надписях» посвятил одну из них собаке; и, как мне кажется, она достойна, чтобы привести ее здесь, ибо касается нашего предмета:

Latratu fures excepi, mutus, amantes.
Sic placui domino, sic placui dominae.

(Своим лаем я изгоняла воров, а молчанием — привечала любовников. Одним я угождала хозяину, другим же угождала хозяйке.)

Если мы любим даже животных за их молчание, как заставить людей не болтать попусту? И здесь можно (да позволят мне это) сослаться на мнение некой весьма знаменитой в древности куртизанки, великой жрицы любви Ламии. Она говорит, что любая женщина более всего довольна своим возлюбленным, когда он скромен в словах и хранит тайну в деяниях; а особо ненавидит бахвала, выставляющего напоказ то, чего он не делал, и не выполняющего того, что обещал. И еще говорила, что каждая из особ ее пола — как бы ни поступала — никогда бы не хотела ни зваться потаскушкой, ни быть разоблачена в своих распутствах. Потому-то все убеждены, что женщины никогда не издеваются над нами, если мы не начинаем первые или не принимаемся злословить. К урокам столь искушенной в любви дамы нам стоит прислушаться, ибо она имеет право их преподать.