Галантные дамы

Наш король, обычно с такой уважительностью относившийся к нежному полу, какой не встречали более ни у кого из повелителей Франции, отвечал ей достойно, но не пускаясь в пространные рассуждения и не рассыпая вороха пустых слов, как то представляет Параден в своей «Истории Франции», ибо по природе своей был не столь многоглаголен и речист, не горазд на торжественные заверения, красноречивые увещевания и узорное плетение словес. Да и не пристало государю подделываться в своих речах под стиль наших философов либо великих ораторов — сие подобает другим; в его же устах, напротив, весомее звучат немногословные замечания, короткие вопросы и ответы — так, по крайней мере, считают наши знаменитые люди, и среди них ученейший и основательнейший господин де Пибрак, придерживающийся одинакового со мною мнения. Посему пусть тот, кто будет читать замысловатую речь, приписанную королю Параденом в указанном месте, не доверяет сочинителю, ибо многие знатные господа, бывшие при той беседе, заверяли меня, что все обстояло иначе. Хотя справедливо, что он весьма приветливо и с достоинством утешал принцессу и уверял, что для отчаяния нет причин, поскольку он удерживает при себе сына не ради нанесения ей какого-либо ущерба, а для того, чтобы упрочить его положение, воспитывая вблизи престола и взращивая вместе со старшим королевским сыном, дабы привить ему те же обычаи и подготовить к подобной же судьбе. Ведь дитя по крови француз, и, обретаясь среди соотечественников — притом при королевском дворе, где у него много родичей и друзей, — он не может получить дурного воспитания. Не забыл король упомянуть и о том, что именно Франции Лотарингский дом обязан своим процветанием более, нежели какой иной стране христианского мира, напомнив, как герцог Лотарингский был избавлен от Карла Бургундского, убитого под стенами Нанси; и не будет, как добавил он, преувеличением утверждать, что без вмешательства Франции владения герцога Лотарингского понесли бы невосполнимый урон, а сам герцог превратился бы в обездоленнейшего из принцев этого мира. Отсюда же ясно, к кому должен тяготеть Лотарингский дом: к Франции или же к Бургундии; и незачем беспокоить столь могущественного соседа, склоняясь к его противникам и склоняя к тому же сына, которого бы там взрастили; а вот именно этого его величество и стремится избежать. Напомнил он и о том, как во время Крестового похода на Святую землю Франция помогла названному Лотарингскому дому одержать победу под Иерусалимом; упомянул о совместных сражениях в Неаполитанском королевстве и Сицилии. И также заверил принцессу, что не в его обычае вредить царственным наследникам и пособлять их уничижению; напротив, он стремится покровительствовать им в беде, как то случилось с молодой королевой Шотландской, состоявшей в близком родстве с его сыном, с герцогом Пармским и с князьями Германии, столь обессиленными, что лишь его помощь спасла их от полного падения. Так вот, закончил он, из той же доброты и сердечной склонности он хотел бы опекать молодого лотарингского принца и поднять его выше того удела, какой его ожидал, чтобы со временем сделать его и своим сыном, выдав за него одну из дочерей, — а потому ей нечего печалиться.

Но все прекрасные слова и веские доводы не смогли ее никоим образом утешить и придать ей терпения. Посему, откланявшись и продолжая проливать бесценные слезы, она удалилась в свои покои, до дверей которых государь проводил ее сам, а на следующее утро, перед своим отъездом, навестил ее там, чтобы проститься, но не услышал в ответ ничего, кроме смиренной пени. Видя, как ее дорогое дитя увозят во Францию, она, со своей стороны, решилась покинуть Лотарингию и отправиться во Фландрию к своему дяде-императору (как сладко звучат самые эти слова!), а также к кузену своему, королю Филиппу, и коронованным тетушкам (какие титулы и сколь славное родство!), что тотчас и сделала; и оставалась там, пока меж французским и испанским государями не воцарился мир и христианнейший монарх не отплыл морем в свои владения.