Мне известно множество дам, последовавших тою же дорожкой. Одна из них соединилась браком с моим дядей, самым храбрым, предприимчивым и совершенным дворянином, каких только я встречал; а после его смерти вышла за другого, каковой в сравнении с первым выглядел словно осел перед испанским жеребцом, — естественно, на испанского скакуна походил мой дядя. Другая знакомая мне особа согласилась стать женой маршала Франции, видного собой, благородного и мужественного воина; а после его гибели обвенчалась с бывшим священником, вовсе не похожим на него ни доблестью, ни нравом; мало того, всех взбудоражило, что, вновь появившись при дворе, где долго не бывала, она оставила себе имя и титул первого супруга. Нашим парламентам пора бы заняться подобными случаями и выпустить особый закон; ведь известно бессчетное число вдов, поступающих так же, а сие свидетельствует, что они уж слишком презирают второго своего избранника; даже если они совершили ошибку, изменив памяти первого мужа, надо испить до дна избранную чашу и прилепиться душой ко второму.
Когда у некой дамы умер муж, она целый год столь яростно печаловалась, что всякий день видевшим ее казалось, будто она вот-вот испустит дух. Год прошел, настало время оставить полный траур и переменить его на малый. Тут-то она и скажи своей служанке: «Приберите-ка получше этот креп; возможно, он мне понадобится для другого раза». Но тотчас спохватилась и заголосила: «О чем это я? Какие бредни! Нет, лучше смерть, чем новые вечные узы!» Но едва кончился траур, она вышла замуж вторично, хотя новый муж по своим достоинствам далеко уступал первому. «Однако, — говорят в таких случаях женщины, — мой второй супруг из столь же хорошего семейства». С этим можно согласиться, но как же добродетель и честь? Разве их не надо ценить более остального? При всем том меня утешает, что, сделав дело, они недолго празднуют победу, ибо Господь попущает их за это поносить и обижать; тут они начинают раскаиваться, да поздно.
У легкомысленных дам в голове блуждают какие-то такие мысли, зреют столь невероятные побуждения, что нам и понять-то их не дано: к примеру, от одной испанки, пожелавшей вторично выйти замуж, я услышал превосходный ответ на упреки в измене памяти покойного мужа, нежно к ней привязанного: «La muerte del marido y nuevo casamiento no han de ramper el amor d’una casta muger» (Смерть первого мужа и новый брак не колеблют любви целомудренной женщины). Попробуйте мне сие растолковать, если у вас получится! Другая испанка еще лучше объяснила, почему надобно соглашаться на второе замужество: «Si hallo un marido bueno, no quiero tener el temor de perder lo; y si malo, que necesidad he dél?» (Ежели я найду хорошего мужа, не желаю опасаться его потерять; а если он плох — какая надобность таковым обзаводиться?)
Когда римлянка Валерия потеряла своего мужа, то на утешения подруг ответствовала: «Конечно, для вас он мертв, но для меня — жив и будет жить вечно». Маркиза, о коей я только что упоминал, позаимствовала такие слова у нее. Однако подобные речи добропорядочных вдов не согласуются с тем, как говорит о них один испанский остроумец; «que la jomada de la biudez d’una muger es d’un dia» (что y женщин первый день вдовства становится последним). А как я слыхал, госпожа де Моннен — жена королевского наместника, убитого в Бордо чернью, взбунтовавшейся против соляного налога, — поступила еще хуже. Когда ей донесли, что муж убит, и описали подробности, она вскричала: «О мой бриллиант, что с тобой сделали?!» Драгоценный камень она подарила супругу как залог своего согласия на брак — он стоил тогда тысячу двести экю, — и господин де Моннен всегда носил его на пальце. Своим восклицанием эта дама дала понять, о чем она более горюет: о гибели мужа или о дорогой безделице.
Госпожа д’Этамп, пользовавшаяся особым покровительством короля Франциска и именно поэтому не снискавшая любви собственного супруга, ответила некой вдове, приступившей к ней с причитаниями в надежде разжалобить ее своим горем: «Ах, милочка, сколь вы счастливы в своем положении, ведь не всякой дано овдоветь», — настолько страстно она этого желала. Так думают многие, хотя и не все.
Но что сказать о вдовах, скрывающих свое второе замужество, не желая, чтобы свет о нем прознал? Видел я одну такую — она утаивала новый брак семь или восемь лет, уверяя, что делает это из опасений: ее молодой сын был одним из самых храбрых и благородных людей на свете, и она не ведала, что он способен сотворить с нею и с ее мужем, хотя тот был одним из достойных вельмож. Однако новый ее супруг вскоре погиб в военной стычке, покрыв себя славой, — и тотчас она открылась и оповестила всех о своей утрате.
А другая вельможная вдова сочеталась браком с очень знатным принцем и сеньором более пятнадцати лет назад, но до сих пор свет не ведает о сем — так хорошо они сохранили все в тайне; поговаривают, что новый супруг этой дамы побаивался ее свекрови, женщины весьма властной и не желающей, чтобы невестка снова выходила замуж, из-за малых детей от первого брака.