Галaтeя

Что мне несчетных благ дороже,

Одно, утраченное, все же

Жестоко мучает меня.

Ко мне не ласков сын Венеры,

И рок - отъявленный мой враг:

Они дарят мне мало благ,

А беды сыплют полной мерой.

В любви, хотя б ее звезда

Счастливая сопровождала,

Утехе каждой бед немало

И мук сопутствует всегда.

Что тесный строй привычен мукам,

Кому изведать не пришлось?

Утехи же приходят врозь,

Они не связаны друг с другом.

О том, как дорога цена

Любого мига наслажденья,

Надежды скажут и мученья,

Которыми любовь полна.

Мои об этом скажут очи,

Чей блеск от скорби все бледней,

И муки памяти моей,

Которая и днем и ночью

О том мне шепчет, кто бы мог

Ее спасти от вечной муки,

Но с кем я в горестной разлуке,

К кому не нахожу дорог.

О ты, тому безмерно милый,

Кто столь же почитал своим

Тебя, сколь и себя твоим,

И с кем пребуду до могилы!

Своим присутствием укрась

Нечаянное наше счастье,

Не превращай его в несчастье,

Так долго вдалеке держась.

Мне тяжко думать, что безумен

Был ты когда-то, я же - нет,

А ныне я впадаю в бред,

Меж тем как ты вполне разумен.

Тому, чьей стала я навек,

Исполнивши твое желанье,

Что радости в завоеванье,

С которым твой совпал побег?

Тебя своей считал он частью,

И чрез тебя могла б сейчас,

Когда б ты не покинул нас,

Я полного достигнуть счастья.

Если чарующий голос прекрасной Нисиды наполнил негой сердца ее спутников, то какие же чувства должен был вызвать он у Силерьо, который, затаив дыханье, следил за всеми его переливами? Все это время ее голос пел в его душе, не умолкая, и вот теперь, придя в волнение и затрепетав от восторга при первых же его звуках, Силерьо мгновенно превратился в слух и забыл обо всем на свете. И, хотя то был явно голос Нисиды, он все никак не мог этому поверить, ибо не чаял уже встретиться с нею, да еще в таких пустынных местах. Но в это время по знаку Дамона Тимбрио запел тот сонет, который он сочинил в разгар своего увлечения Нисидой и который Силерьо знал не хуже его самого:

Моя надежда так несокрушима,

Что всем ветрам дает она отпор

И пребывает, им наперекор,

Всегда тверда, светла, невозмутима.

Сонет остался недопетым, - Силерьо и этого было довольно для того, чтобы по голосу узнать Тимбрио; он мигом вскочил и кинулся к нему на шею, однако от полноты чувств он не мог выговорить ни слова и стоял неподвижно, в каком-то оцепенении, так что присутствовавшие, решив к великому ужасу своему и прискорбию, что ему дурно, начали уже осуждать Тирсиса за неуместную его затею. Но никто так не сокрушался, как прекрасная Бланка, ибо она нежно любила Силерьо. Вместе с сестрой своей Нисидой она поспешила к нему на помощь, и он вскоре очнулся.

- О всемогущее небо! - воскликнул Силерьо. - Ужели предо мною верный мой друг Тимбрио? Тебя ли я, Тимбрио, слышу? Тебя ли я, Тимбрио, вижу? Так, это ты, если только судьба надо мною не насмехается и глаза мои меня не обманывают.

- О нет, милый мой друг! - отвечал Тимбрио. - Судьба над тобою не насмехается и глаза твои тебя не обманывают, - я тот, кто не жил все это время и кому не ожить бы вовек, когда бы небо вновь нас с тобой не соединило. Да иссякнут же слезы твои, друг Силерьо, если только ты их из-за меня проливаешь, ибо перед тобою - я, и да сдержу я свои, ибо ты - передо мною, ибо в награду за все напасти и беды я, счастливейший из смертных, ныне могу назвать Нисиду своею и могу неотрывно глядеть на тебя.

Только тут вполне уразумел Силерьо, что пела ту песню Нисида и что она же стоит перед ним; окончательно же он в том уверился, когда она сама обратилась к нему:

- Что все это значит, милый Силерьо? К чему это уединение и зачем на тебе эта одежда - знак безутешной печали? Верно, некое ложное заключение тому виною, верно, ввел тебя кто-то в обман, если мог ты решиться на такую крайность, не помыслив о том, что жизнь наша с Тимбрио в разлуке с тобой была бы до краев полна скорби - и все из-за тебя, даровавшего нам жизнь.

- Да, то был обман, прекрасная Нисида, - молвил Силерьо, - но раз что за ним скрывалась столь отрадная истина, то я готов благословлять его до конца моих дней.