Галaтeя

Со взором, полным доброты,

И с сердцем, полным состраданья;

От мужа, чья душа отдать

Себя на благо всех готова,

Возможно ли чего иного,

Чем дел небесных, ожидать?

Молва, что всюду, не смолкая,

До неба превозносит вас,

Всечастно убеждает нас

В том, что у вас душа святая.

От мужа, что не отступать

От божьего умеет слова,

Возможно ли чего иного,

Чем дел небесных, ожидать?

От мужа с христианской славой,

Который с карой не спешит,

Но вместе с тем высоко чтит

Священное законов право;

Которому дано взлетать

В края, что скрыты для другого,

Возможно ли чего иного,

Чем дел небесных, ожидать?

Эту и другие песенки, но только посмешней и позабавней, пел я тогда Тимбрио, стараясь придать движениям своим легкость и грацию, дабы все во мне изобличало заправского шута. Первые же мои представления прошли так удачно, что слух об испанском шуте распространился с быстротою молниеносною: спустя несколько дней обо мне уже прослышала вся городская знать, и, наконец, меня пожелали видеть родители Нисиды, каковое желание мне было весьма легко исполнить, однако ж я нарочно дожидался, когда меня позовут. Но как-то раз не устоял я против соблазна и явился к ним на вечеринку, и тут предо мною предстала истинная виновница мучений Тимбрио, предстала та, что была создана небом, дабы отнять у меня радость дней, которые мне еще осталось прожить. Я увидел Нисиду, Нисиду увидел я, и больше уже ни на кого не смотрел, да и не в состоянии был смотреть. О всемогущая сила любви! Пред тобою бессильны даже сильнейшие духом! Возможно ли, чтобы так, разом, мгновенно, рухнули все столбы и подпорки, на коих держалась дружеская моя верность? О, если б я вовремя не оглянулся на себя, не вспомнил о своем постыдном обличье, о своей дружбе с Тимбрио и о той недосягаемой высоте, на которой находилась Нисида! Словом, если б не все эти преграды, то нежданно вспыхнувшая страсть могла бы породить надежду на взаимность, а надежда - это посох, с которым любовь на первых порах движется вперед или же возвращается вспять. Итак, увидел я эту красавицу, видеть же ее мне было необходимо, и потому я всячески старался снискать расположение ее родных и близких, пленяя их своею благовоспитанностью и остроумием и выполняя свои обязанности со всею доступною мне тонкостью и обаянием. Когда же один из сидевших за столом кавальеро попросил меня что-нибудь спеть в честь красавицы Нисиды, то мне, к счастью, вспомнилась песня, которую я давно уже сочинил на такой же примерно случай, и, воспользовавшись ею для этого случая, начал я петь:

О Нисида! Вас небеса

Создали с щедростью такою,

Что ваша дивная краса

Таит за прелестью земною

Пределов горних чудеса.

Вас наделило в день творенья

Таким богатством провиденье,

Что большего нельзя желать,

И потому к вам обращать

Мы можем наши восхваленья.

Но пред лицом таких красот

Бессильно слово человечье;

Их славить может только тот,

Кто неземной владеет речью.

Он нужные слова найдет

И скажет так: "Вполне уместно,

Чтоб у души такой чудесной

Таков же дивный был покров,

Доселе испокон веков

Земной юдоли неизвестный.

Он взял от солнечных лучей

Волос роскошное сиянье,

Неотразимый блеск очей

От искрометного сверканья

Созвездий в сумраке ночей.

У червеца и снега смело

Цвета забрал он горстью целой,

Чтоб, радуя сынов земли,

Ланиты у тебя цвели

Лрасои пурпуровой и белой.

Двойной зубов прелестных ряд

Из когти выточен слоновой,

Кораллы губ огнем горят,

И мудрости слова с них снова

И снова стаями летят.

Грудь - драгоценный мрамор белый.

Красой сияющее тело

Земле отраду глаз дарит,

И небо с гордостью глядит:

Вот что создать оно сумело".