Галерея аферистов

Конкурентами «Эгню» выступали «Кольнаги». Фирма «Кольнаги», основанная в 1760 г., изначально приобрела известность прежде всего продажей гравюр. Однако к концу XIX в. она могла уже соперничать с «Эгню» в столь прибыльном бизнесе, как продажа предметов европейского искусства состоятельным американцам. Подобным прогрессом «Кольнаги» была в значительной мере обязана Отто Гутекунсту, принятому в фирму на правах младшего компаньона в 1896 г. Гутекунст был умен, решителен, хорошо образован и дипломатичен. Он прекрасно знал Бернарда Беренсона, влияние которого на тогдашний рынок быстро росло, и умел вести с ним дела. Несколько лет, как уже упоминалось в главе пятой, посвященной Дювину, он тесно сотрудничал с Беренсоном, непрерывно, в лихорадочном темпе снабжая картинами Изабеллу Стюарт Гарднер. Отчасти их успех был основан на взаимном уважении, ведь если Беренсон был выдающимся специалистом по итальянской живописи, то Гутекунст столь же глубоко и детально разбирался в живописи голландской и немецкой школы. Гутекунст не боялся спорить с Беренсоном. Так, в 1899 г. он писал ему по поводу спорного авторства одной картины: «Ваш женский портрет, на мой неопытный взгляд, мало чем напоминает Тициана». Здесь Гутекунст в изящной, скрытой форме подчеркивает превосходство торговца с его чувственным, инстинктивным восприятием искусства над академическим ученым, отягощенным глубокими знаниями и годами исследований.

Гутекунст и Беренсон с неистовством маньяков искали все новые и новые предметы искусства для миссис Гарднер, однако их гигантские усилия не могли не окупиться. В процессе поиска Гутекунст не утрачивал чувства юмора. 20 ноября 1897 г. он писал Беренсону, какой стресс ему приходится выдерживать в погоне за новыми картинами: «Если я и дальше буду так рыться и копаться во всевозможных каталогах и специальной литературе, разыскивая картины, и дальше буду так волноваться, то скоро мне понадобятся сеансы массажа». Торговцы наперебой стремились продать миссис Гарднер как можно больше ренессансных картин по как можно более высокой цене. Одаренные коммерческой сметкой торговцы распознают апогей финансовых возможностей своих клиентов –коллекционеров и соответствующим образом его эксплуатируют. Как сообщал Гутекунст Беренсону, надо не жалея сил извлекать максимум прибыли из этой ситуации, ведь «неожиданная удача долго не продлится, она пройдет сама собой». Гутекунст подразделял картины, которыми торговал, на две категории: «лакомые кусочки» и «крупную-крупную дичь». «Лакомые кусочки» – это произведения высокого качества, не всегда обремененные блестящим авторством, но прельстительные в глазах ценителей, тогда как «крупной дичью» считались великие работы признанных мастеров, за которые соперничали между собою американские магнаты.

«Слоном» среди «крупной дичи» представляется «Похищение Европы» кисти Тициана, которую, при весьма двусмысленном участии Беренсона, Гутекунсту удалось выманить для коллекции миссис Гарднер у лорда Дарнли (см. ил. 20). «Вот весело будет, если Европа отправится в Америку», – пошутил Гутекунст, обсуждая с Беренсоном ее последующую продажу. Гутекунст сумел приобрести картину у Дарнли за четырнадцать тысяч фунтов и согласился с предложением Беренсона продать ее миссис Гарднер за восемнадцать тысяч фунтов, а полученную прибыль поделить пополам. На самом деле Беренсон продал ее миссис Гарднер за двадцать тысяч фунтов, но скрыл этот факт от Гутекунста и разделил с ним всего четыре, а не шесть тысяч фунтов. Беренсон быстро учился всем уловкам и проделкам ремесла. Трудно не посочувствовать Гутекунсту, когда много лет спустя он напишет Беренсону: «В конце концов, разве Вас, как и всех нас, не интересуют одни лишь деньги? Вот только мы этого не скрываем, а Вы утаиваете, не решаясь заявить об этом откровенно!»

Британским торговцем, который все-таки собрался с духом и решился в конце XIX в. продавать современное французское искусство, был шотландец Александр Рид. Он подружился с братьями Ван Гог, художником Винсентом и торговцем картинами Тео, и мог бы познакомить с искусством Винсента Англию. Почему же он не превратился в британского Пауля Кассирера? Вину за это лишь отчасти можно возложить на него самого: если Германия чутко и отзывчиво воспринимала современное французское искусство, то Англия, куда более робкая и куда более одержимая галлофобией, реагировала на это искусство с ужасом или в лучшем случае с недоумением.