Галерея аферистов

Все торговцы картинами иногда совершают недостойные поступки, и Воллар тоже не избежал критики. Он поддерживал дружеские отношения с пожилым Ренуаром и восхищался им как художником. Однако впоследствии многие искусствоведы упрекали Воллара в том, как он обошелся с работами, оставшимися в мастерской Ренуара по сле его смерти, с готовностью разрезав крупноформатные холсты с живописными этюдами мастера на более мелкие фрагменты, чтобы легче было продать. По крайней мере, этими «клочками» потом можно было бесконечно снабжать, к их неописуемой радости, японских коллекционеров конца 1980-х гг., которых подлинность интересовала больше, чем качество. Тщательное изучение инвентарных книг Воллара также свидетельствует, что иногда он проявлял недобросовестность, продавая картины Сезанна. Сохранившиеся записи позволяют говорить о том, что он прибегал к определенным бухгалтерским уловкам, чтобы скрыть от семьи Сезанна тот факт, что он выплатил ей куда меньше, чем заработал на картинах и рисунках, переданных ему после смерти художника. А потом, он «безобразно поступил с Гогеном», – как писал в 1952 г. Матисс. Воллара обвиняли в том, что в последние годы жизни Гогена он покупал его таитянские работы по ничтожным ценам. Впрочем, в его оправдание можно сказать, что никто не хотел давать за них больше. Продать их было трудно. Даже Лео и Гертруда Стайн, впервые увидев картины Гогена в галерее Воллара, решили, что они «ужасны». С другой стороны, по словам Даниэля Вильденстейна, Воллар и сам иногда становился жертвой беспринципности окружающих. Он рассказывает, как Воллар забрал из мастерской Боннара несколько недурных картин, «вручив художнику вознаграждение». Но потом Боннар забыл, что передал Воллару картины не безвозмездно, и потребовал заплатить за них значительно выше их рыночной стоимости. Однако здесь существовала одна проблема: они были не подписаны. Воллар не решился возвращаться к Боннару за подписями. Как язвительно замечает Даниэль Вильденстейн, «может быть, на острове Реюньон так покупают и продают бананы, но ведь это Боннар!»

В истории торговли предметами искусства остается белое пятно, таинственная местность, куда почти не проникали исследователи: это роль реставраторов в успехе торговцев. Они всячески скрывают свои сложные, напряженные отношения, но неустрашимый ученый, решившийся приподнять над ними завесу, явно будет вознагражден. Разумеется, таких торговцев, как Дювин, нельзя полностью понять, не изучив их загадочное сотрудничество с реставраторами. То же самое можно сказать и о Волларе: иногда ему ставят в вину реставрацию небольшого числа работ Дега из великого множества, что прошли через его руки. Он купил много картин и рисунков на распродаже имущества Дега после смерти живописца в 1917 г. и, по-видимому, велел несколько подретушировать. Внимательное сравнение этих произведений с фотоснимками, на которых они для отчетности запечатлевались тотчас после появления на свет из мастерской Дега в своем первозданном виде, свидетельствует, что в одном-двух случаях их подвергали ретуши: где-то добавлено лицо, где-то выпрямлена рука или нога. Но из-за этих немногочисленных поправок подозрение пало на все произведения Дега, побывавшие у Воллара. Это явно несправедливо. Дега принадлежал к числу живописцев, которых Воллар чрезвычайно почитал. Он даже написал его нежную, но, в сущности, излишне сдержанную биографию. Огромное большинство произведений Дега, которые он продал, – замечательные образцы творчества художника, не обнаруживающие никаких следов ретуши. Дело лишь в том, что, если покупать картины большими партиями, а это Воллар всегда любил, среди множества достойных неизбежно окажется одна-две неудачные, и он очень редко поддавался искушению передать их реставратору, чтобы изобретательно подретушировать. Возможно, так он отдавал долг памяти живописца. Как говорил Макс Либерман? «Обязанность искусствоведов – назвать неудачные работы художников подделками». Воллар мог бы добавить: «А обязанность торговцев – представить их в наилучшем свете». В свою защиту Воллар мог бы также сослаться на теорию, выдвинутую в XVIII в. Пьер-Жаном Мариеттом и предполагавшую, что «опытный ценитель вправе усовершенствовать рисунок, дабы на нем тем отчетливее предстала истина, узреть которую под силу лишь ученому».

Подозревал ли Воллар о существовании нравственных критериев? Так и слышится восклицание Даниэля Вильденстейна: «Не смешите меня!» Однако один рисунок Одилона Редона, находившийся в собственности Воллара всю его жизнь, заставляет предположить, что он по крайней мере иногда задумывался, достойно или дурно поступает в своем ремесле. Рисунок этот называется «Совесть». Вот как описывает его Алек Вильденстейн, автор каталога-резоне произведений Редона: