Галерея Академии Венеция

Совершенно очевидно, что для Себастьяно Риччи, выдающегося венецианского художника, родоначальника рококо, эпизод с обнаружением беременности прекрасной нимфы стал поводом для восхищения чувственной прелестью красавиц. Их обнаженные тела, показанные в разных ракурсах, создают изысканный узор в центральной части полотна. Элегантностью позы выделяется великая богиня-охотница (продемонстрированы ее атрибуты — копье в руке, пес у ног).

Выбранную здесь утонченность женского телосложения исследователи склонны относить к влиянию английской живописи, оказанному на Риччи во время его пребывания в Лондоне. В период работы над полотном он вместе с племянником Марко расписывал Бёрлингтон-Хаус (сегодня — Королевская академия искусств).

В пейзаже (и это признак нового стиля) формы словно растворяются посредством невесомо легких, вибрирующих мазков. Именно так утверждалась декоративная составляющая рококо.

Марко Риччи (1676–1730) Пейзаж с потоком, монахами и прачками 1715–1720. Холст, масло. 136x197

Марко Риччи, племянник Себастьяно Риччи, — родоначальник венецианской пейзажной живописи XVIII века. В композициях дяди он часто выполнял пейзажные фоны. Предполагают, что морские виды в работах Аллессандро Маньяско также принадлежат его кисти.

В своих пасторальных ландшафтах Марко Риччи, используя венецианскую технику «pittura di macchia e tocco forte» («живопись пятна и динамичного мазка»), разнообразно передает атмосферные нюансы и всегда противопоставляет романтически взволнованную природу (обычно с крупными массами деревьев) мелким жанровым сценкам в окружении великолепного пейзажа. В этой связи всегда возникает вопрос: не писал ли стаффажные фигуры его знаменитый дядя? Интересно, что композиции вдохновлены натурными впечатлениями: из Венеции в поисках подходящих мотивов художник отправлялся в ее окрестности. На представленном холсте запечатлены места в долине Пьеве, родине живописца.

Марко Риччи был универсальным художником — живописцем, декоратором, карикатуристом, графиком. Сохранились 33 гравюрных пейзажа, в которых, как и в гуашах и пастелях, наблюдается его интерес к проблемам освещенности.

Розальба Каррьера (1675–1757) Портрет ребенка из семьи Ле Блон. Около 1730. Бумага, пастель. 34x27

Венецианка Розальба Каррьера была дочерью художника и кружевницы. В начале своей успешной творческой деятельности она расписывала фарфоровые табакерки для продажи путешественникам и на всю жизнь сохранила любовь к миниатюре.

В XVII–XVIII веках в Европе чрезвычайно ценилась техника пастели. Характерный нежный, «легкий мазок», как отмечали поклонники творчества Розальбы Каррьеры, мягкость, светлая красочная гамма и стремление «искусной девицы» наделить свои модели особым очарованием сделали ее пастели в буквальном смысле образцовыми для современников — портреты копировали другие художники. Для потомков произведения Каррьеры стали своего рода зеркалом времени. Так, историки моды часто иллюстрируют рассказы именно ее творениями.

Исследователи предполагают, что на представленном портрете запечатлена дочь генерального консула Франции в Милане Ле Блона. В собрании Галереи Академии находится портрет и самого консула, на котором также легкое сфуматто смягчает формы нежнейшей аурой.

Розальба Каррьера (1675–1757) Автопортрет. Около 1746. Бумага, пастель. 31x25

В 25 лет Каррьера вошла в профессиональную гильдию художников Святого Луки в Риме. В 1720 в Париже она стала членом Французской королевской академии. Популярность ее искусства способствовала формированию нового стиля — рококо. Каррьера исполнила портрет его самого выдающегося представителя — Антуана Ватто, писала членов королевской семьи и многих других. В Вене ее ученицей была будущая императрица Мария-Терезия.

В данном автопортрете художница обнаруживает способность быть не только певицей мягкой грации, но и глубоким психологом, беспощадно обнажающим самые затаенные внутренние порывы и драмы человека. Работа написана за несколько лет до того, как Каррьера ослепла. Удивительно выражение лица пожилой женщины, увенчавшей себя лавровым венком, ее губы сжаты, провидческий взгляд не теряет своей остроты, даже будучи запечатленным нежной пастелью. Невольно возникает мысль о предчувствии ею своей трагической судьбы, разрушенной безумием.

Джованни Баттиста Тьеполо (1696–1770) Святой Иосиф с Младенцем Иисусом и святыми. Около 1735. Холст, масло. 210х114