Эта рука… она была не рукой старухи, но рукой воина. Вся перевитая жилами; сухие мышцы, точно связанные узлами ремни. Предплечье — шрам на шраме, какие остаются, когда закрываешься рукой от ножа…
Сандра была воином. Это сейчас, скрючившись в комок, чтобы не тревожить больную спину, она выглядела старушкой, но если бы она выпрямилась в полный рост, то возвысилась бы над низкорослыми малолетками, этими «взрослыми» лет двенадцати-пятнадцати, как гора. Два метра(«с хвостиком», как любила она замечать раньше). Даже Влад был на голову ниже. Она помнила, как кто-то из довоенных пошутил насчет нее: как много мировой баскетбол потерял в твоем лице! Тогда-то она и узнала, что была раньше такая игра — баскетбол… теперь любимая игра клана «Чаек»… хотя росту им явно не хватает…
— Иди, иди, — засмеялась Сандра и приобняла подошедшую девушку. — Не хочешь рассказать бабушке Сандре, что у тебя за дела с «Грифом»?
— Брось, Сандра, какая ты бабуш…
— Да ты не виляй, Рон. Не бойся, я твоему Дану — ни слова! — Сандра хитро улыбнулась, глядя на смущенную Рон. Она вовсе не собиралась докапываться до чужих секретов, просто хотела повеселиться. — Ладно, партизанка, молчи. Чем собираешься заняться? А?
— Повезу Ива на слет…
— Не, це не есть карошый мысль, — сказала она с непонятно каким акцентом и снова вернулась к нормальному. — Постреляют вас, как крысят, только выйдете с нейтральной территории. Я тебе предлагаю пожить здесь месяц-другой, пока братца твоего починят. Будешь преподавать в школе?
— Конечно. Я всегда хотела.
— Ну-ну. Пока тебя не переманил этот пострел… ты у нас «Невидимка» теперь, да?
— Ага.
— Любишь его?
— Дана? Да, очень… — тихо сказала Рон, посмотрела на Сандру и встретила внимательный выжидающий взгляд.
— Что-то не так, Рон? — спросила она.
— Дан… он очень добр ко мне, но когда я вижу… с каким удовольствием он издевается над пленниками… и как вопит от восторга, когда они кромсают друг друга на Арене… В такие моменты мне хочется бежать от него подальше… и от всего этого сумасшедшего клана.
— Я понимаю Рон, — Сандра ласково потрепала ее по волосам. — В других кланах тоже есть подобные вещи, поверь мне. Даж здесь тебе было несладко… Тебя же воспитывал старый хиппарь, который не додумался приучить ребенка к реальной жизни…
— Не говори о дедушке таким… тоном, — потребовала Рон. — Он… он был самый лучший. И мне бы не хотелось, чтобы меня воспитывали как-то по-другому. И вообще, если я буду преподавать в твоей школе, я буду учить детей тому же, чему он учил меня. Добру… честности… любви к жизни…
— Дóбре! — прервала ее Сандра и добавила с шутливой строгостью: — главное, не учи их там своему шаманизму!
В душе Рон будто смола закипела. Так и подмывало врезать Сандре со всей силы. По лицу. Чтобы хрустнул сломанный нос и брызнула кровь во все стороны… Жажда чужой боли накатила, как волной, волной кипящей смолы. В мире больше ничего, кроме нее не осталось… Из-за чего тихая Ронка могла так вот вспыхнуть? Ее уже давно не задевали шуточки про шаманизм. Как и любые другие… Что же теперь?..
Чему учил тебя дед, Рон?! Разве такой он хотел тебя видеть? Посмотри: ты, как Дан, сейчас, точно такой Дан, которого ты ненавидишь. Глаза блестят так же — это… восторг… это радость… РАДОСТЬ, неестественная, страшная, это она так пугала тебя, блестя бурлящей нефтью в глазах Влада… и до него — Дениса… когда синь вдруг сменялась чернотой.
…обшарпанные стены, и вывернувшиеся кирпичи… прутья торчат из них, точно переломанные ребра. Кто-то звенит по трубам когтистыми лапками и переговаривается в темноте. По-своему. Тебе, человече, не понять.
Коридоры и коридоры. Впору заблудиться, но ты здесь, как дома. Тебе не нужен свет, чтобы разобраться, куда идти.
Ты, взъерошенный и худенький человеческий детеныш. Ты умеешь смеяться и беззаботно играть в мире, который стоит того, чтоб взвыть от ужаса. Открытая, чистая душа. Маленькое горячее сердце. Светлый, по-детски свободный разум… Рон…
— Рони!
— Дедушка!
Да, это он. Старик с молодыми глазами. А детская память помнит яркие цвета: красно-зеленую хламиду с побрякушками, бисерные феньки на руках… синие глаза. Ярко-синие.
— Хорошо, что ты пришла, крошка, — он поднимает тебя легко, как перышко, и ласково прижимает к груди.
Он стоит, покачивается, даже начинает что-то напевать…
— Hа кухне мышка уронила банку.
Черная фишка, белка в колесе.
С силами собравшись, до зари поднявшись, и…
Старик замолкает, как будто пытается вспомнить следующую строчку…
— С песней северного ветра по шоссе, — терпеливо подсказывает маленькая Рон. Да, ты уже привыкла, что дедушка все время что-то забывает.
— Погоди-погоди, — произносит он скороговоркой и улыбается, — я ж забыл совсем! — ну вот, он опять что-то забыл:) — Я сейчас, подожди здесь, — он посадил тебя, Рон, на единственную во всем Храме табуретку и присел рядом на корточки. — Сейчас я вернусь. Я быстро. Мигом.
Ты сидела на табуретке, лениво болтая ножками, улыбалась, не совсем понимая, что происходит — уже уснула почти, и в голове до сих пор звучала дедушкина колыбельная…