Галерея призраков

Новая волна ярости, вызванная этим непробиваемым упрямством, захлестнула Гримвуда. Он резко вскочил, отбросив одеяло, и прыгнул через костер к индейцу. Тушали тоже встал. Они с вызовом смотрели друг на друга, два человека, затерявшихся в дебрях дикой природы под пристальным наблюдением миллионов невидимых глаз.

Тушали стоял неподвижно, осознавая, что в любое мгновение этот тупой и невежественный бледнолицый может броситься на него.

— Вы ходить один, мистер Гримвуд. — В голосе его не было страха.

Англичанин поперхнулся от гнева. Слова давались ему с трудом, он с силой выплевывал их из себя в неподвижную стену притихшего леса.

— Но ведь я плачу тебе, разве не так? Поэтому ты будешь делать то, что я скажу, а не то, что взбредет тебе в голову! — Голос его эхом разносился далеко по лесу.

Индеец, опустив руки, упрямо стоял на своем.

— Я не ходить, — твердо повторил он:

Этот ответ для Гримвуда был подобен пощечине. Зверь в нем возобладал над человеком.

— Ты повторяешь это слишком часто, Тушали! — воскликнул он и резко ударил индейца в лицо. Тот упал, медленно встал на колени, снова завалился набок у костра и с трудом сел, подвернув под себя ноги. Взгляд его ни на секунду не покидал лица белого охотника.

Трясясь от ярости, Гримвуд навис над ним всей своей массой.

— Ну что, еще хочешь? Будешь теперь мне повиноваться? — проревел он.

— Я не ходить, — невнятно пробормотал индеец, обливаясь кровью. Губы его были разбиты, но взгляд по-прежнему оставался твердым. — Эта долина принадлежать Иштот. Иштот видеть нас сейчас. Иштот видеть вас. — Последние слова он произнес с какой-то жуткой, обезоруживающей безысходностью.

Гримвуд снова замахнулся, сжав кулак, но внезапно остановился. Рука его безвольно повисла вдоль туловища. Он и сам не понимал, что помешало ему нанести удар. В какой-то момент он испугался собственной неудержимой ярости, испугался, что если не сдержится, то будет бить и бить индейца и не остановится, пока не убьет его. Он знал особенности своего нрава и испугался, что не сможет справиться с ним. Но причина была не только в этом. Его остановила спокойная решимость краснокожего, безразличие к боли и какой-то неустрашимый блеск глаз. Возможно, и слова его — «Иштот видеть вас» — произвели на него неожиданно сильное впечатление и сами в какой-то степени умерили распиравший его гнев.

Он не знал, что заставило его сдержаться. Он только почувствовал, как его охватил какой-то благоговейный трепет. С неприятным удивлением он осознал присутствие тесно обступившего его леса, неподвижного, затаившегося, чутко прислушивавшегося. Сурово наблюдавший за ним лес чуть было не стал свидетелем убийства — от этой простой мысли разгоряченную кровь англичанина сковал отрезвляющий холод. Рука его беспомощно опустилась, кулак сам собой разжался, а дыхание стало более ровным.

— Послушай, — сказал он на удивление спокойным голосом. — Я неплохой человек, но твое поведение может свести с ума кого угодно. Дам-ка я тебе еще один шанс. — В его тоне появились удивившие его самого просительные нотки. — Вот что мы сделаем, Тушали. У тебя будет ночь, чтобы хорошенько все обдумать, хорошо? Посоветуйся с этим своим…

Он не закончил фразы. По непонятной причине язык его не смог произнести имени краснокожего божества. Он отвернулся, закутался в одеяло и через десять минут, обессилевший от своего гнева еще больше, чем от дневного перехода, уже крепко спал.

Индеец, сидевший на корточках у затухающего костра, ничего не ответил.

Ночь опустилась на лес, небо густо усеялось звездами, но и в эту пору в девственной чаще продолжалась жизнь, управляемая отточенными и доведенными за миллионы лет до совершенства инстинктами. Краснокожий, это дитя природы, интуитивно следовал тем же инстинктам, впитанным им с молоком матери, и потому был неподвижен, внимателен и насторожен. Очертания его тела не были видны на фоне темного леса, как будто он, подобно своим четвероногим учителям, уже растворился в ближайших кустах.

Возможно, так оно и было, хотя никто этого не заметил. Генетическая мудрость предков, на протяжении бесчисленных поколений сосуществовавших с природой, не противопоставляя себя ей, не подвела его и теперь. Его мягкие шаги были беззвучны, его дыхание оставалось строго выверенным. Звезды молча наблюдали за ним, обещая хранить тайну, легкий ветерок знал, куда направляется человек, но не собирался предавать его…

Холодный свет утренней зари, скользнув между деревьями, прикоснулся к бледным углям умершего костра и к съежившемуся под одеялом человеку. Тот беспокойно пошевелился. Одеяло не спасало от пронизывающего холода.