Галерея римских императоров. Доминат

На гениталиях появилось нечто вроде быстро растущего нарыва. Врачи его вскрыли, но из раны началось обильное кровотечение, которое удалось остановить с большим трудом и которое начиналось снова при малейшем движении. Больной совсем обессилел, а рак распространялся на все ближайшие органы. Отовсюду были призваны лучшие лекари, но человеческие руки ничем не могли помочь. Тогда обратились к богам, молились Аполлону и Эскулапу, но когда прибегли к их советам, состояние только ухудшилось. Несчастный больной гнил заживо, в ранах появились черви. Тело цезаря изменилось до неузнаваемости: верхняя часть совсем высохла, желтая кожа едва обтягивала кости, нижняя же раздулась, как мешок, ноги деформировались.

Похожее описание дает и Евсевий из Цезареи:

«Вдруг вскрылся нарыв посередине срамных частей, затем гнойный свищ, нанося неизлечимый урон его внутренностям. В ранах копошились полчища червей, и от них шел трупный запах. Впрочем, и вся его огромная туша еще до болезни превратилась в жуткое скопище жира, начавшее теперь разлагаться. Одни врачи не выдержали вони, и их поубивали, а других казнили, ибо не смогли помочь этой громадной опухшей колоде».

Не стоит доискиваться хоть капли сострадания к чужим мукам у обоих христианских писателей. Их слова являются отражением того самого менталитета, что полагает, будто величайшим наслаждением спасенных будет наблюдать за страшными вечными мучениями тех, кто попадет в ад. Одновременно оба свидетельства задуманы как пропагандистское оружие и должны были показать, какая страшная кара ожидает каждого, кто осмелится поднять руку на божий народ. Сама идея отнюдь не нова, как и некоторые подробности описания болезни. Образцом здесь служили старинные еврейские тексты, например рассказ о смерти царя Антиоха во II книге Маккавеев. Но основные факты в обоих свидетельствах переданы верно. Галерий действительно стал жертвой злокачественного новообразования и страшно страдал, что подтверждают и другие источники.

Появление 30 апреля 311 г. на стенах многих балканских и азиатских городов императорского эдикта стало полной неожиданностью. Авторами в заглавии числились все четыре законных правителя, то есть Галерий, Лициний, Максим Даза и Константин, но истинным инициатором был только первый из них, что дружно подтверждается современниками. Суть эдикта заключалась в следующем.

«Стремлением нашим было оздоровить весь организм государства согласно давнему закону и римскому порядку, мы надеялись, что христиане, отринувшие веру своих предков, одумаются. Но по неведомым причинам этими христианами овладели бредовые иллюзии и такое упрямство, что, не следуя обычаям старины, по своему усмотрению или своеволию сами себе устанавливали законы, собираясь в различных местах. Когда же мы объявили им нашу волю, дабы вернулись к вере отцов своих, многие были привлечены к ответственности, многие понесли наказание, однако большинство продолжало пребывать в заблуждении. Дошло также до нашего сведения, что есть и такие, которые не почитают богов, но не хранят верности и своему богу. Мы рассматриваем эти дела с присущей нам бесконечной кротостью и согласно нашему всегдашнему правилу оказывать милость всякому. А посему мы решили и к ним проявить снисходительность. Да будут они снова христианами и строят места своих собраний, но при условии, что ни в чем не противоречат порядкам империи. Другим указом мы предпишем наместникам, как им поступать. Итак, согласно сему нашему соизволению, христиане должны молиться своему богу, прося милости для нас, для государства и для них самих, чтобы государство стояло незыблемо, а они жили спокойно в своих стенах».

Был ли этот эдикт, как утверждают христианские писатели, актом покаяния гонителя, на пороге могилы осознавшего свои ошибки? Такое объяснение можно принять, но Галерий смягчил свое отношение к новой религии, по всей вероятности, еще до болезни, а самые жестокие преследования тогда имели место в провинциях, подчиненных Максиму.

Похоже, что тот отнесся к эдикту о толерантности весьма настороженно. Поначалу Максим передал его содержание своим чиновникам только на словах, а циркуляр по этому вопросу велел подписать одному из сановников, так как не хотел отзывать прежних распоряжений непосредственно и за своей подписью. Как бы там ни было, множество заключенных смогли вернуться в родные края; ведь Максим Даза редко приговаривал к смертной казни, по большей части ссылал в шахты и каменоломни. На западе империи эдикт имел меньшее значение, поскольку тамошние правители уже давно относились к христианам с пониманием.