Галерея римских императоров. Принципат

Все хуже складывались отношения Тиберия с матерью Ливией. С первых же дней воцарения он дал ей почувствовать свою неприязнь, отказав в звании «Мать отечества» и отстранив от участия в публичных торжествах. Она не осталась в долгу и всем желающим давала читать письма покойного мужа, цезаря Августа, содержащие критику плохого характера Тиберия. Может быть, это окончательно побудило императора, и без того исполненного мрачной подозрительности, покинуть опостылевший свет. В 26 году он навсегда оставил Рим и поселился на острове Капрея (теперешний Капри) в Неаполитанском заливе. Там он и прожил почти безвыездно до самой смерти, свыше десяти лет. В его дворец на высоком скалистом обрыве свозились со всего света самые изысканные произведения искусства, преимущественно эротического характера. Сюда же по приказу цезаря привозили самых красивых юношей и девушек для развлечения императора. Специальные агенты выискивали их по всей Италии и похищали. Если верить древним, на Капри, в этом райском уголке, процветали адский садизм и жестокость, устраивались самые разнузданные оргии, какие только видел мир, в угоду больному воображению распутного старика, не знавшего преград своим прихотям.

Император жил в убеждении, что на высокой скале, где над пустынным островом возвышался его дворец, он отрезан от всего мира и что мир ни о чем не узнает. Тиберий ошибался, как многие до него и после него. Нет такого уединения, нет такой стражи, нет таких стен, которые сохранили бы в тайне личные забавы высокопоставленных лиц.

Возможно, слухи о распутстве Тиберия приукрашивали и преувеличивали его враги. Теперь это трудно установить. Бесспорным, однако, является факт, что императора мало интересовали государственные дела. Их он полностью передал в ведение Сеяна. Власть префекта была практически неограниченной, его амбиции непомерно разрастались. Запуганный сенат раболепствовал перед ним, бессильная оппозиция жалась к Агриппине Старшей, вдове Германика.

Сеян беззастенчиво устранял неугодных ему сенаторов, лишая их состояния и жизни с помощью надуманных обвинений, устраивая с этой целью показательные процессы для придания видимости законности репрессиям. Именно так в 29 году он расправился со своим главным врагом — Агриппиной. Ее саму и ее старшего сына Нерона лишили прав и имущества и сослали на два разных отдаленных островка. Сначала, в 30 году, умер Нерон, а через три года — Агриппина. По отношению к ней выказывали особую жестокость: секли розгами, лишали пищи. В том же 33 году в Риме в тюрьме на Палатине[9] умер и второй сын Агриппины — Друз. И тоже голодной смертью.

Однако самому Сеяну не суждено было дождаться смерти своих жертв. Он был убит в 31 году по приказу Тиберия. До слуха отшельника все-таки дошли вести о злоупотреблениях Сеяна, видимо, главным образом благодаря усилиям чрезвычайно уважаемой всеми Антонии, вдовы брата Тиберия, умершего сорок лет назад. Цезарь понял всю опасность действий префекта, направленную в конечном итоге против него самого. И хотя даже в этот критический момент он не покинул свой остров, умело организовал свержение опасного всемогущего сановника. Не такое это простое было дело, ведь в распоряжении Сеяна находились отряды преторианской гвардии, с помощью которых он мог овладеть городом и провозгласить себя императором. Приходилось поэтому действовать осторожно, используя момент внезапности. Все произошло как в пьесе, поставленной хорошим режиссером.

Восемнадцатого октября могущественный префект в приподнятом настроении отправился на заседание сената. Он не сомневался, что прибывший этой ночью Макрон, специальный посланец императора, представит почтенным сенаторам указ о признании его, Сеяна, народным трибуном, то есть фактически соправителем. Макрон успел намекнуть об этом, а не верить ему нет оснований, ведь Тиберий уже выразил согласие на обручение Сеяна со своей внучкой Юлией.

И вот уже в храме Аполлона на Палатине, где должна была состояться церемония, толпа сенаторов-льстецов окружает префекта, стоящего с миной триумфатора. В торжественной обстановке Макрон приступил к чтению послания. Начиналось оно с обязательных общих фраз. За ними последовали какие-то многозначительные угрозы, неизвестно кому адресованные. И наконец, пали резкие, четко сформулированные обвинения, направленные без обиняков в адрес префекта. Наверное, интересно было наблюдать, как менялось поведение присутствующих по мере того, как прояснялся замысел цезаря: услужливая, готовая на все покорность — неверие собственным ушам — ужас и полная растерянность — и бешеный взрыв ненависти по отношению к человеку, стопы которого они готовы были лизать всего минуту назад. Разумеется, яростней всего в обвинениях, исполненных благородного негодования, были самые близкие друзья Сеяна, без устали поддерживавшие все репрессии временщика.