Образование Калигула получил, в общем-то, поверхностное, но говорить умел и даже, случалось, с юмором. Так, например, ему принадлежит меткая характеристика изящного и мягкого стиля Сенеки: песок без извести. Вкусы у него были плебейские. Он обожал скабрезные театральные пьесы, похабные песенки и непристойные танцы. Он страстно увлекался гонками на колесницах, очень любил лошадей и по целым дням просиживал в конюшне. Для своего любимого коня не только построил мраморную конюшню и дворец с прислугой, где от его имени принимал гостей, но даже собирался сделать его консулом и ввести в сенат. Что касается последнего, это намерение можно рассматривать и как насмешку над сенаторами, роль которых сводилась лишь к послушному одобрению самых глупых, преступных и даже просто безумных решений цезаря, а в таком случае не все ли равно, кто заседает в сенате — конь, осел или человек?
Себя же Калигула считал богом, отождествляя с разными небожителями, чаще всего с Юпитером. Со статуей последнего он беседовал как равный с равным и порой, случалось, гневался на небесного собрата и даже угрожал ему. Сенат не замедлил присвоить императору звание Юпитера Латинского, а сам цезарь повелел воздвигнуть себе храм изваянием в полный рост своей фигуры и назначил жрецов для совершения обрядов изысканнейших жертвоприношений. Одним из жрецов он сделал своего дядю Клавдия, которого презирал за то, что тот интересовался лишь книгами и историей. За оказанную ему принудительную честь Клавдий был вынужден уплатить восемь миллионов сестерциев, что намного превосходило его возможности, а потому стал бедняком и должником казны.
В довершение всех своих безумств цезарь принялся издеваться над офицерами гвардии. Двое из них, трибун преторианской когорты Кассий Херея и трибун Корнелий Сабин, поклялись отомстить. Подходящий момент наступил 24 января 41 года, когда на Палатине устраивались игры в память Августа. Калигула с утра смотрел представления и в полдень вышел из театра, чтобы отдохнуть и перекусить. Впереди него шел Клавдий с двумя сенаторами. Они пересекли двор и направились прямо во дворец, император же в сопровождении еще одного сенатора свернул к крытой галерее, где стояли готовые к выступлению мальчики из знатных семей, привезенные из Азии. Цезарь остановился и заговорил с ними, и в этот момент Херея сзади нанес ему удар мечом. Острие скользнуло по ключице, Калигула вскрикнул и пробежал несколько шагов, но ему преградил путь Сабин, вонзив меч прямо в грудь императора. Уже на лежащего императора набросились остальные заговорщики, нанеся ему около тридцати ран. Минутой позже убили Цезонию, рыдавшую над окровавленным трупом, а один из офицеров размозжил о стену голову их малолетней дочери.
КЛАВДИЙ
Если бы не чистая случайность — всего несколько шагов, — совсем по-другому сложились бы судьбы и самого Клавдия, и Рима. В тот роковой январский день он шел из Палатинского театра во дворец в нескольких шагах впереди Калигулы и не заметил, как цезарь неожиданно свернул к крытой галерее, где его ожидала группа мальчиков, приехавших из Азии, — и смерть. Клавдий и два сопровождавших его сенатора шли не оглядываясь. Если бы они увидели, что цезарь свернул в сторону и остановился, они наверняка пошли бы за ним или просто подождали, как велит учтивость. И тогда Клавдий наверняка разделил бы судьбу императора, ибо заговорщики решили не оставлять в живых никого из августейшей фамилии. А тем временем трое спокойно пересекли двор и уже вошли во дворец, когда тишину разорвал отчаянный крик тревоги. Поднялись шум и суматоха.
Палатин, а за ним и всю столицу, охватили ужас и паника. У заговорщиков не было никакого определенного плана действий, заговор сводился лишь к убийству императора и его семьи. Некоторые заговорщики были тут же, на месте, убиты прибежавшими на шум германцами-телохранителями императора, которые в ярости готовы были убивать всех, кто подвернется под руку. Помимо заговорщиков погибло несколько ни в чем не повинных сенаторов и много людей простого звания, случайно оказавшихся поблизости от места преступления.