Галерея римских императоров. Принципат

И гроза грянула. Цезарь срочно прибыл в Рим и прямиком направился в казармы своих верных преторианцев. Там он и вершил суд, туда одного за другим доставляли любовников вероломной императрицы во главе с Силием и после недолгого допроса рубили им головы. Мессалина пыталась пробиться к мужу для объяснений, но бдительный Нарцисс не допустил ни ее, ни старшую весталку. К вечеру следующего дня цезарь сам спросил: «Где же несчастная? (Он употребил именно это слово — misera) Пусть завтра явится и даст объяснения». Был ли это знак слабости Клавдия? Не обязательно. До сих пор дело носило политическую окраску, были основания подозревать сторонников Мессалины в подготовке государственного переворота с целью возвести на трон нового «мужа» императрицы — Силия. Теперь же, когда заговор был раскрыт и его участники уничтожены, осталось лишь личное дело Клавдия, и он мог позволить себе проявить великодушие по отношению к матери двух своих детей.

Для Нарцисса это таило смертельную опасность. Выскочив из покоев, он дал приказ дежурному офицеру немедленно привести в исполнение смертный приговор Мессалине.

Она в это время металась в отчаянии, то рыдая, то разражаясь неудержимым гневом. В эти тяжелые минуты при ней неотступно находилась ее мать, Домиция Лепида, покинувшая дочь в последние годы, ибо не одобряла ее образа жизни. Она пришла к дочери, когда ту постигло горе и все отступились от еще недавно могущественной императрицы. Домиция трезво оценивала положение и понимала, что для дочери все потеряно, уговаривала ее хотя бы умереть достойно. Вдруг раздались громкие удары в запертые ворота. Никто из слуг не осмелился отворить. Солдаты ворвались силой. Офицер молча остановился перед обеими женщинами, зато не молчал, исторгая потоки брани, сопровождавший его слуга Нарцисса. Мессалина дрожащей рукой взяла кинжал, но у нее не хватило решимости вонзить его в себя. Потерявший терпение офицер помог ей сильным толчком.

Внешне Клавдий спокойно воспринял смерть жены, но кто знал, что он чувствовал в глубине сердца. И не было ли это наружное спокойствие, в чем его потом столько раз упрекали, единственной правильной реакцией мужчины и императора? А как еще ему следовало реагировать? Всенародно оплакивать распутницу? Или, наоборот, предать ее память проклятию? Но думал он о ней постоянно, и именно этим, а не какой-то странной забывчивостью, как считает Светоний, объясняется удивительный вопрос, с которым цезарь как-то утром обратился к слугам, накрывавшим на стол: «А почему не приходит госпожа?»

Пережив семейную драму, Клавдий торжественно поклялся преторианцам в том, что отныне пребудет в безбрачии, коль скоро все его браки оказались неудачными. А если не устоит и нарушит свою клятву, пусть они, преторианцы, заколют его собственными руками.

Клятве своей он изменил очень скоро, выразив желание опять связать себя узами брака, и на Палатине принялись гадать, которой из дам высшего общества суждено стать новой императрицей. Лучше всех были информированы, разумеется, вольноотпущенники, ведь они пользовались безграничным доверием Клавдия. Но случилось так, что у каждого из этих могущественных сановников была своя кандидатура.

Нарцисс, главный виновник гибели Мессалины, советовал Клавдию жениться на своей прежней жене Петине, которую тот в свое время прогнал. Доводы Нарцисса: Клавдий хорошо знает эту женщину, недостатки ее известны, значит, неожиданности исключены, зато уж она наверняка будет хорошо заботиться не только о своей дочери, Антонии, но также и о Британике с Октавией. Концепция хоть и оригинальная, да уж больно чудная, так что, пожалуй, реальные шансы имели скорее кандидатуры двух других приближенных вольноотпущенников, Каллиста и Палласа. Первый советовал прекрасную и сказочно богатую Лоллию Паулину, которой несколько лет назад пришлось на короткое время стать женой Калигулы. Сохранилось свидетельство современника: на один из скромных приемов Лоллия явилась в платье из изумрудов и жемчугов стоимостью как минимум в 40 миллионов сестерциев. Однако цезаря трудно было прельстить богатством, замужество же Лоллии с Калигулой, хоть и вынужденное, отталкивало. Вот так победил Паллас, поддерживавший Агриппину.

Агриппине Младшей было тогда 32 года. Правнучка императора Августа, родная сестра Калигулы, она приходилась Клавдию племянницей. Очень близкое родство? Но и тут находились доводы «за»: зачем цезарю связываться с другими родами, привлекать в императорскую семью чужих людей, разжигать амбиции новой родни? Не был препятствием и сын Агриппины, Луций Домиций, родившийся в 37 году от брака с Гнеем Помпеем: Гнея уже несколько лет нет в живых, а мальчик может оказаться очень полезным династии, достаточно вспомнить, как в свое время пригодились Августу Тиберий и Друз, сыновья Ливии от первого брака. Ну и, наконец, пора бы уж как-то вознаградить бедную Агриппину за те страдания, которые пришлось ей вытерпеть от безумца Калигулы, сославшего несчастную на отдаленный безлюдный остров!