Прекрасный портрет молодого правителя, восторженный гимн его воцарению! И насколько же этот портрет отличается от известного нам из истории образа Нерона! Мне могут возразить — ничего удивительного, ведь испокон веку с приходом новой власти люди привыкли связывать надежды на лучшее. И Сенека своим панегириком лишь еще раз подтверждает извечную наивную надежду людей на лучшее будущее.
Согласитесь, однако, что в данном случае действительно имело место явление необычное — власть взял в руки юнец, едва достигший семнадцати лет. Все его предшественники занимали этот пост в более зрелом возрасте. Даже Калигула, самый младший из них, стал цезарем в двадцать пять.
Уже сама молодость Нерона привлекала к нему симпатии и пробуждала надежды в людях на то, что с его приходом непременно и в Риме и во всей империи воцарятся радость и беззаботное веселье. Надо признать, для таких надежд были основания. Стоустная молва разнесла далеко окрест — а кого не интересуют сплетни о жизни сильных мира сего? — вести о том, что Нерон получил хорошее воспитание под руководством того же Сенеки, что он веселого беззаботного нрава, что он обожает все, связанное с греческой культурой, а также развлечения и песни, как и многие в его возрасте. Со страстью предавался он, так же как всякий настоящий римлянин, гонкам колесниц, мог часами со знанием дела спорить о них с другими знатоками, как в наши дни спорят болельщики о шансах на выигрыш и забитых голах их любимых футбольных команд.
В те времена в Риме при цирке существовали четыре партии — спортивные клубы, как бы мы их сейчас назвали, — выставлявшие для участия в состязаниях на стадионе коней, колесницы и возничих: Зеленые, Голубые, Красные и Белые — так они назывались. Были знаменитости среди возничих, которые имели за спиной десятки побед, слава о которых разносилась далеко — совсем как о современных звездах футбола. Римские спортивные партии представляли собой настоящие крупные предприятия, располагающие многочисленным административным и техническим персоналом. Их целью было оказывать услуги лицам, которые пожелали организовать для народа зрелища, — главным образом высшим сановникам и самим императорам.
В ту эпоху зрелища являлись совершенно необходимой составной частью общественной жизни, будучи тесно увязаны со всеми политическими событиями в стране; в них находили разрядку естественные инстинкты борьбы и азарта, присущие психике каждого настоящего мужчины, независимо от эпохи, в какую ему выпало жить. Как и Калигула, Нерон был горячим болельщиком Зеленых.
Несомненно, имело значение и то, что в молодости Нерон мог нравиться своим обликом. Вспомним, в Античности всегда придавалось большое значение внешности. Нерон был довольно высокого роста, с правильными чертами лица. Густые светлые волосы спадали на плечи, прикрывая (пожалуй, немного толстоватую) шею, светлые зеленоватые глаза часто были прищурены — следствие близорукости. С годами, правда, проявилась склонность к полноте, а поскольку ноги Нерона оставались очень тощими, фигура его особой пропорциональностью не отличалась. Этот дефект, однако, в значительной степени позволяли скрывать длинные одежды, в которых тогда появлялись по торжественным случаям.
Симпатичный, нормальный юноша — таким видели римляне Нерона в тот знаменательный день 13 октября 54 года, когда разнеслась весть о смерти Клавдия и был провозглашен цезарем его преемник, приемный сын. А как же родной сын почившего императора, Британик? Ему было в ту пору всего 13 лет, и все согласились, что в таком возрасте нельзя претендовать на власть, и не нарушили никаких законов, обойдя мальчика. В конце концов, ничего плохого Британику не учинили, у юноши было все впереди, опасность ему никакая не грозила, недаром же Нерон взял себе в жены его родную сестру, четырнадцатилетнюю Октавию.
В полдень этого же дня когорты императорской гвардии провозгласили Нерона цезарем. Нерон явился в казармы преторианцев и произнес речь (написанную, по всей вероятности, Сенекой), в которой доводил до сведения присутствующих горестную весть о кончине Клавдия, заверял, что во всем будет следовать его делам, и обещал одноразовую прибавку к жалованью.
Затем цезарь отправился в сенат, где тоже произнес речь (также написанную Сенекой), после чего сенаторы, захлебываясь от угодливости и подобострастия, наперебой кинулись славословить новоиспеченного императора. Нерон тут же получил титул Августа и все возможные и невозможные звания и привилегии, которыми пользовались его предшественники. Каждое очередное верноподданническое предложение сенаторы встречали бурными аплодисментами, переходящими в овацию, и принимали единогласно. Молодой цезарь с присущей ему скромностью послушно согласился на все, лишь в одном случае позволил себе возразить: он не принял титула «Отец отечества», рассудительно заметив, что вряд ли ему в его возрасте пристало так себя называть. На этом же заседании сенаторы, стремясь смягчить сыновнее горе Нерона, причислили Клавдия, к сонму богов.