Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов

Служители господа мягки и покорны перед властными и мужественными королями, но они наглеют, когда короли оказываются слабыми и лишенными твердости. Карл Великий, который в свое время назначал пап, одаряя их и утверждая их избрание, не предвидел, что будет некогда день, когда эти самые папы будут по своему желанию низлагать преемников его власти и присвоят себе право утверждать их избрание.

Приблизительно в эпоху Карла Великого бойи - племя, происходящее из Галлии,-поселились в стране, известной ныне под именем Баварии. До принятия христианства их короли были выборные, и, если они осмеливались нарушить закон, их свергали с престола. Но владычество епископов, установившееся у них вместе с христианством, постепенно приручило бойев и превратило их в рабов. Одаряемые королями, епископы проповедовали этим свободным народам безграничную покорность, которая вскоре превратила их в крепостных короля.

Все эти подтверждаемые историей факты вскрывают нам одну из главных причин могущества, до которого поднялось духовенство в некоторых странах, особенно в Германии, где и теперь еще епископы и многие аббаты являются князьями и светскими государями. Политика, так же как и набожность королей и императоров, содействовала возвышению духовенства.

Чтобы уравновесить могущество своих светских вассалов, короли давали большие лены епископам и призывали их к участию в сеймах, придворных съездах и парламентах, рассчитывая, таким образом, обеспечить себе определенное число голосов и уравновесить голоса наиболее беспокойных и непокорных сеньоров. Чтобы привлечь на свою сторону духовенство, вожди наций часто считали себя обязанными жертвовать ему большую часть своих собственных доменов и предоставить ему власть, которой оно часто злоупотребляло необычайно. Вот в чем кроется истинная причина того, что в течение многих веков в христианских странах епископам предоставлено право вмешиваться в дела управления, участвовать в заседаниях государственных собраний и даже в гражданских трибуналах.

Когда-то короли ничего не предпринимали без решений своих епископов и баронов, или пэров. Вначале прелатов вводили в эти собрания для того, чтобы они поддержали интересы королей против их наиболее могущественных вассалов. Рядом с последними ставили церковных вассалов, или пэров, которые при помощи "меча духовного" влияли на тех, которые умели пользоваться только "мечом светским". Но скоро, как мы видели, "меч духовный" стал так же опасен для королей и для их подданных. Короли этим путем воздвигали между собой и вассалами стену, которая часто обрушивалась на них самих и задавливала их своей тяжестью.

Нет ничего труднее, чем найти действительно великого, действительно полезного государству короля во времена варварства, когда слепая набожность заменяла просвещение и добродетель. Правда, находят, что французский король Людовик девятый блистал кое-какими королевскими доблестями. Но эти доблести затмевались и сводились на нет свирепым рвением и низменным суеверием. Мы видим, как этот король, в котором набожность заглушила всякое представление о справедливости, в недобрый час пустился в качестве паладина в опасные авантюры и незаконно отдавал кровь своих подданных, чтобы вырвать "святую землю" из рук мусульман, которые уже шесть веков законно владели ею. Чтобы угодить преступным видам папы, всегда жаждущего использовать верующих для расширения своей власти, этот король-простак налагает на себя крест, воображая, что несправедливость и резня окончательно загладят его грехи! В конце концов этот король-фанатик не видит, что, принося подданных в жертву своим химерам и забросив заботы о своем государстве, он совершает величайшее из преступлений, какими может себя запятнать король. Однако, так как суеверный человек никогда не бывает последователен в своих убеждениях, королевская гордость этого святого возмущается порой против папы, и он осмеливается противиться власти, в руках которой он, с другой стороны, стал гнусным орудием, или, если угодно, его самым пламенным защитником.

О жестокости воистину набожного святого Людовика недвусмысленно свидетельствует одно правило, которое он преподал своему фавориту Жуанвилю: "Когда мирянин слышит, что кто-нибудь злословит религию, он должен ее защитить не только словами, но и ударом хорошей шпаги, вонзая ее в тело злословящего до самой рукоятки". Каким бы замечательным ни казалось это правило святоше, оно должно показаться отвратительным всякому человеку, в ком есть чувство гуманности. Мало того, оно покажется необдуманным и христианину, который, поразмыслив над идеями религии, сообразит, что, убивая "нечестивца" или "богохульника", не дав ему времени покаяться, рискуешь низвергнуть его в ад и обречь его на вечные муки. Но об этом обстоятельстве рвение помешало подумать Людовику Святому, когда он излагал свое благочестивое правило.