Галерные рабы

— О каком предательстве речь? Разве против своих я вам предлагаю драться? Разве вы испанцы? Я просто хочу нанять вас к себе на службу. Что зазорного в том, чтобы стать наемником? Что касается казни, ты меня не понял. Я очень вас полюбил и не трону даже волос с ваших голов… Но буду вынужден заковать вас, если откажетесь за меня воевать, чтобы вы не взбунтовали рабов и не пришли на помощь гяурам. Если даже вы не будете сражаться и останетесь живы, я в благодарность за прежние услуги выполню свое обещание — помогу вам вернуться домой. Но я твердо знаю: никто из гребцов не переживет этого боя, предупреждаю вас в последний раз! Так что решайте скорей! Первым ты, Сафонка…

В кой уж раз на плечи парня пала невыносимая тяжесть выбора. Стоял он, как витязь на распутье у зловещего придорожного черного камня. Прямо пойдешь — смерть примешь, криво пойдешь — либо позорную гибель в бою против единоверцев обретешь, либо честь на богатство и волю обменяешь…

— Не любо мне брань вести против христианского народа на стороне бусурман, — вскинул он голову.

— Закуйте его! — приказал Искандар. — Ты, Хуа То, что скажешь?

— Я как он. Простить меня, великий! — китаец склонился в низком поклоне.

— Ты же ученый человек, неужели веришь в россказни о Христе? — презрительно удивился Искандар.

— Каждый боец иметь свои причины уходить от битвы, — загадочно ответил китаец и спокойно позволил кузнецу надеть на себя цепи.

— Надеюсь, ты, Джумбо, не станешь рассуждать, как эти глупцы?

— Я верить лишь в своих богов. Моя все едино, с которым драться — турок, испанец. Только вот плохой воин, что оставлять товарищей по импи в беде…

Вновь почуяв на себе привычную тяжесть кандалов, Сафонка вдруг ощутил непривычную свободу. От слепой веры в сладкое будущее, которой убаюкивал его хитрый обусурманившийся грек. От страха перед грядущим: а что стрясется со мной дальше? От раздирающих душу сомнений: не упустил ли приполони?

Отныне живи просто: ты раб! Не надейся ни на чью доброту и помощь, особенно своих начальников и владельцев. Они заковывают твое тело в железо, спеленывают волю угрозами и посулами, чтобы добиться от тебя одного — покорства. Не верь никому! Избавляйся от цепей! Ломай хребет хозяину!

При виде тройки бывших друзей, низвергающихся сквозь палубный люк в чрево каторги, полководцу сделалось грустно и тревожно. Вот они исчезают, словно пророк Иона в брюхе Левиафана. Будто ножом отсеклись незримые нити, связывающие Искандара с душами полюбившихся ему людей. «Некогда вы составляли единство, но вас стало двое», — пришло на ум изречение из апокрифического «Евангелия от Фомы». [215]Как горько…

«Выбрось их из головы. Они недостойны тебя: только дурни отказываются от величия, от возможности стать у истоков небывалой мировой империи. Оставлять же таких бойцов на свободе никак нельзя. Сосредоточься на предстоящем сражении. Это самое лучшее и самое худшее, самое прекрасное и самое страшное, что только может случиться в твоей жизни. Дружба, приязнь, милосердие, любовь, верность, честь — молоху по имени Победа, идолу по прозванию Власть ничего не жалко принести в жертву».

— Мы вот-вот столкнемся с галеоном. Отдай команду втащить весла внутрь, — предложил печальный, с осунувшимся лицом Андроникос.

— Мурад, прикажи убрать весла с правого борта, чтобы они не создавали помехи для второго галеона. Нам надо сцепиться с вражеским кораблем как можно плотнее…

— А как же с левого? — настаивал Андроникос.

— С левого не надо. Весла сломаются и немного помешают сближению корпусов, тем легче потом будет оттолкнуться от каторги…

— Ты меня не хочешь понять, Александр! Ведь при столкновении вальки раздавят многих гребцов!

— Полагаешь, им легче будет, если они поджарятся целехонькими? — злобно огрызнулся Искандар. И отвернулся: спиной — к старому учителю и прежним друзьям, лицом — к испанским галеонам, открытой грудью — навстречу угрозам рока.

Китай, провинция Хэнань, осень 1597 года

Отзвучала большая «певучая» раковина, вместо колокола сзывавшая монахов на молитву и объявлявшая об окончании церемонии. Хуа То направился в келью настоятеля. Прежде чем войти, он поднял рукава и полюбовался шелушащимися на запястьях следами ожога. На розоватой новой кожице гордо багровели знаки Тигра и Дракона.

Когда беглец вернулся, тайпан Шаолиня сразу же послал его в Коридор смерти, предупредив, что он либо сдаст экзамен, либо навеки останется лежать у подножия статуй. Если испытуемый опять потеряет сознание, вытаскивать его не станут. Обычаи надо блюсти!