Галерные рабы

— С приветом от епископа Дионисия. Он просит тебя возглавить его паству в бою с бусурманами.

— Так жители Ларисы восстали? Отличная новость!

— Да, лучше быть и не может! Сам епископ благословил их на подвиг во имя веры Христовой и родины! Турецкий гарнизон вырезан до последнего мустафиза!

— Дионисий — человек замечательный. Добрый, умный и образованный, не зря его окрестили Философом. Только зачем он рвется в стратеги, берется за дело, в котором не смыслит? Нельзя начинать восстание в одной местности, не подготовив почву для выступления в большинстве областей Греции, не устроив мятежи в турецких войсках…

— Дионисий надеется, что искорка ларисского восстания вызовет пожар во всей Элладе…

— Так рассуждали и Михаил Пселл с Петром Буасом, когда подняли восстание в Спарте и Аркадии в 1463 году от Рождества Христова. Если Дионисий будет действовать так же неумело, то погибнет зря, как они. Я понимаю, Философ надеется на помощь Испании, но она далеко, а Истамбул близко…

— Почему же это они погибли зря?!

— А разве наша родина уже не входит в турецкий эйялет [42]Румелия? И разве сможет Философ когда-либо освободить ее?!

— Все равно Дионисий не сдастся! Не такой он человек, чтобы бояться смерти во имя свободы!

— Во имя свободы надо жить! А потому я пошлю гонца к епископу, чтобы он немедленно уезжал в Страны Золотого Яблока, [43]потому что Лариса вскоре падет!

— Не спешишь ли ты с выводами? Лариса — сильная крепость, у мусульман нет поблизости больших воинских отрядов. Здешний гарнизон в одиночку, без подкреплений не осилит повстанцев!

— Осилит, потому что во главе карательного отряда встану я!

— Опомнись, Александр! Что ты говоришь! Ведь речь идет о жизни сотен твоих соотечественников. Разве ты забыл, что творят турки с захваченными повстанцами?!

Радостное возбуждение на лице Искандара потухло. Он огорченно вздохнул, пожал плечами:

— Ничего не поделаешь! Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц. Ларисцы готовы умереть за правое дело, иначе не стали бы восставать, не так ли? Они в любом случае погибнут — но без пользы, потому что османы все равно захватят крепость, пусть и положив под ее стенами тысячу голов. А так ларисцы своей героической гибелью дадут мне возможность сразу получить мюльк, доходы с которого позволят мне расположить в свою пользу многих влиятельных придворных, набрать небольшой личный отряд. Как удачно ты приехал с этой вестью! На днях в наш лагерь прибывает великий визирь Синан-паша. Он почти уговорил Мурада III объявить войну Австрии. Если в Румелийском эйялете, в самом сердце империи, разразится восстание, планам садразама придет крах, поэтому он пойдет на все, чтобы подавить бунт в зародыше. А я возьму без всяких потерь самый главный оплот мятежников! Да великий визирь меня за это озолотит!

— В твоих словах есть смысл, Александр, но это логика предателя.

— Ты несправедлив. Мой план в конечном итоге ведет к главному — к освобождению Греции от иноземного ига. Разве не за это готовы пожертвовать собой ларисцы? Представь, что мы на поле боя и я сознательно жертвую одним полком, чтобы обеспечить победу всей армии. Помнишь, как триста спартанцев выдерживали в Фермопилах натиск персидских полчищ, давая эллинам собраться с силами? Разве кто-нибудь считает, что их предали, хотя ими и пожертвовали во имя общей победы? Разве бывают битвы без потерь? Почему же ты утверждаешь, будто я предаю ларисцев? Неужто к победе над османами надо идти лишь тем путем, который указывает Дионисий Философ, великий ученый, но никудышный воин?!

— Ты совсем запутал меня, Александр! Я сам тебя вырастил, а потому не подвергаю сомнению твой патриотизм, не допускаю мысли, что ты думаешь лишь о своем возвеличении, а не о благе родного народа. Но твои замыслы для меня — как черный омут, куда страшно заглянуть. Ты с детства мечтал стать подобным великим полководцам древности. И вдруг вместо того, чтобы возглавить восстание своих соотечественников против поработителей, ты намерен его подавить. И клянешься, что такой шаг, подобный Иудиному поцелую, пойдет на пользу грекам. В устах любого другого я счел бы такое утверждение насмешкой, издевательством.

— Смысл в том, что я не собираюсь становиться вторым Эпаминондом [44]или Скандербегом. Эти гении потратили свои жизни на то, чтобы отражать натиск многократно сильнейших иноземных завоевателей. Пока они держали мечи в руках, им это удавалось. Едва отзвучали погребальные плачи над их могилами, их страны все равно были покорены. Я не стану бессмысленно жертвовать собой, заранее обрекать великое дело на поражение. Вместо того, чтобы вступить в неравную борьбу против самой могучей армии мира, я поставлю ее себе на службу.

— Намерен стать великим, а выбираешь легкий путь!