Галя Ворожеева

— Да уж не такой, как ты, — пошутила Галя.

— А ты меня знаешь?

— Пока еще нет.

— Ну, так знай: я — хороший!

И они засмеялись…

После танцев пошли домой вместе. Галя, Тамара и Маша пели:

Наступил, по всем поверьям,
Год любви.
Кисть рябины заповедной
Оборви.
Полюбите, полюбите,
Платье красное купите
В год любви,
В век любви.

Шурка, Стебель и Виктор шли молча.

Когда подошли к дому Сараевых, Виктор пригласил всех к себе.

— И правда, девочки, нужно попроведать Надежду Ивановну, — воскликнула Тамара.

Шурка и Стебель постеснялись зайти и отправились домой.

Надежда Ивановна, как всегда, по-утреннему свежая, светлая, встретила своих бывших учениц приветливо, шумно. Девчата сняли в сенках резиновые сапожки и надели туфельки, в которых танцевали. В нарядных платьях, они обрадовали учительницу и понравились ей.

— Ну, Виктор, держись, а то погибнуть можешь, — смеялась она.

— Тетя Надя, я уже погибаю, — отшутился Виктор, глядя совсем не на тетку, а на покрасневшую Галю.

— Так-так-так! Ясно, — певуче и многозначительно произнесла Надежда Ивановна, и все вместе с ней засмеялись.

Хозяйка провела их в комнату, где Сараев возился с телевизором. Он вскрыл его нутро со множеством всяких разноцветных проводков, батареек, винтиков, лампочек. Сараев что-то подвинчивал в таинственной утробе телевизора, что-то скреплял проволочкой тоньше комариного писка. Совхозный механик был мастером на все руки.

Сараев поприветствовал девчат.

— Снова барахлит? — спросил Виктор.

— Звук исчез, — ответил Сараев.

— Витя! Угости девочек квасом, — сказала Надежда Ивановна, — а я их угощу мясными пирожками.

Виктор вышел из своей комнаты, переодетый в клетчатую рубашку с рукавами до локтей и в мягких туфлях, очень домашний и приветливый.

Вот он принес два графина с квасом, который Надежда Ивановна готовила мастерски. Квас был такой холодный, что графины запотели и на них отпечатались пальцы Виктора. Он наполнил стаканы, сказал:

— Пейте! — и пропел:

И разлуки, и заносы
Не беда,
Только слаще от мороза
Ягода.

Галя удивленно поглядывала на него.

Сначала девчата устремились к стеллажам с книгами. Тут была подобрана, пожалуй, вся русская классика. Отдельный шкаф заполняли томики поэтов.

У девчат разбежались глаза. Они листали книжки, рассматривали иллюстрации, прочитывали какое-нибудь стихотворение.

— Как хочется все прочитать, — проговорила Галя, — но хороших книг столько, что на них и жизни не хватит.

— И десяти жизней не хватит, — откликнулся Виктор. Он опустился на коврик у Галиных ног, сел по-восточному и открыл нижнее отделение шкафа. Там лежали его любимые книжки. Галя опустилась на колени рядом с ним, стала их рассматривать. Это все были книги о гражданской войне, о партизанах, о разведчиках, о войне с фашистами и еще книги о древней Руси, об Иване Грозном, о Петре Первом, о Разине, о Пугачеве. Отдельно стояли тома Фенимора Купера.

Сама Галя решила перед институтом перечитать все книги, которые она проходила в школе. Поэтому она попросила у Надежды Ивановны «Войну и мир».

— Бери, бери, — сказала учительница, — только обверни газетой. А сейчас идите к столу — хватит вам питаться одной духовной пищей! — и она принесла узорно-красное блюдо с горкой пирожков.

Холодный, ядреный квас так и бил в нос. Галя с наслаждением выпила полстакана и взялась за пирожок.

— Ну, как вы, девочки, поживаете? — спросила Надежда Ивановна, подсаживаясь к столу.

— Я лично плохо живу, — вдруг заявила Тамара. — Галя вот и Маша — они все могут, а я ничего не могу.

— Как это не можешь? — удивилась Надежда Ивановна.

— Просто меня заела лень-матушка, — пожаловалась Тамара.

Все засмеялись.

— Правда-правда! Вот возьмите Галю. Она и работает, и занимается. А я каждое утро говорю себе: «Вечером начну заниматься, вспомню все за десять классов». А приходит вечер, и я бью баклуши. И не могу заставить себя сесть за учебники. — Тамара тяжело вздохнула. — Работа в парикмахерской мне осточертела, — продолжала она бичевать себя. — Придешь домой, поешь — и на диван завалишься, как Обломов. Я сидя и читать-то не могу! — в отчаянии воскликнула Тамара.

— Да ты что, Тамара? — все смеялась Надежда Ивановна.

— Вы думаете, я дура? Нет, я все понимаю, а вот сделать ничего не могу! И ведь мне все интересно. И девчата, и ребята меня любят — я веселая. И попеть, и поплясать могу. Ну, вы же по школе меня знаете. А коснись дела — я мямля какая-то. Не могу найти свое место. Так и болтаюсь между небом и землей. И ни деревенская я, и ни городская, а такое — какое-то… недоразумение. И вы не смейтесь! Ведь это страшно. Это же… Надо же менять свой характер!

— Ты, рыжая принцесса, напустила на себя бог знает что! — вступила в разговор Маша. — Ты меньше рассуждай, а больше делай.

— Вот в том-то и дело, что ничего делать я не могу.

— Чудачка! Да разве можно все время идти на уступки самой себе? — заметила Надежда Ивановна. — Преодолеть себя — вот что важно.