Галилей

Среди людей, к голосу которых Урбан прислушивался, был и французский посол граф Ноайль. Он учился в Падуе у Галилея, высоко ценил культуру Италии и охотно покровительствовал ученым. В жизни Кампанеллы он сыграл важную роль. Когда в Неаполе открыли новый заговор и испанцы стали требовать выдачи Кампанеллы, считая его вдохновителем заговорщиков, Ноайль помог ему бежать из Рима и сделал все возможное, чтобы тот был радушно принят во Франции.

К судьбе Галилея он тоже постоянно проявлял интерес, Бенедетто Кастелли, нередко бывавший у него в доме, всячески подбивал его вступиться за Галилея. Посол не ограничился беседами с кардиналом Барберини. Однажды, воспользовавшись аудиенцией, он завел об этом речь с самим папой. Урбан хотя и заявил, что дело это принесло огромный вред всему христианству, тем не менее говорил о Галилее без обычного ожесточения. Он-де прежде всегда любил его, дал ему пенсии…

— Галилей, — заметил посол, — покорно перенесет любую кару, коей подвергнет его ваша святая десница, но ему невыносимо сознавать, что клеветники прибегли к столь гнусной интриге, выдумав разные небылицы относительно Симпличио. У Галилея и в мыслях не было посягать на ваше святейшество.

— Мы этому верим, верим, — сказал Урбан, то ли желая угодить послу, то ли прекратить разговор.

Надежды Бенедетто на французского посла были тем более основательны, что Ноайль, жаждавший освобождения Галилея, собирался возвращаться на родину. Неужели напоследок Урбан откажет ему в просьбе? Во время прощальной аудиенции Ноайль снова просил Урбана смягчить Галилееву участь. Урбан пообещал, что предоставит это на рассмотрение Святой службы. Нарочитая сдержанность или вежливый отказ? Урбан постоянно показывал, что, мол, не в нем дело — последнее слово за инквизицией. Однако сведущие люди знали, что все наоборот.

Тем временем Галилей продолжал свои диалоги и изыскивал возможность переиздать напечатанные труды. Вопреки запрету он вел через доверенных лиц переговоры одновременно с несколькими издателями. Когда ему стало известно, что Диодати намерен издать по-латыни его осужденный «Диалог», он приветствовал это начинание и всячески ему содействовал. По предложению Диодати над переводом работали двое немецких ученых-протестантов. В 1635 году этот перевод вышел в свет. Издание явилось для Святой службы тем большим вызовом, что к нему было приложено запрещенное «Письмо Паоло Антонио Фоскарини». Вскоре Эльзевир напечатал и Галилеево «Послание к Христине» на итальянском и латинском языках.

В Венеции переговоры с книготорговцами вел Миканцио. Он воспользовался приездом знаменитого голландского издателя Эльзевира и добился значительного успеха. Эльзевир согласился широко издавать труды Галилея как по-итальянски, так и по-латыни. Миканцио полагал, что Галилей не должен тратить время на переводы. Пусть он присылает свои сочинения в том виде, как они написаны. Остальное они берут на себя. Надо, чтобы Эльзевир переиздал все прежние книги Галилея и напечатал все оставшиеся неопубликованными. Миканцио был преисполнен уверенности, что дело, Которому Галилей отдал столько сил, торжествует. Недалеко время, когда он услышит, что труды его выходят на всех языках!

Одно место в письме Миканцио доставило Галилею особую радость: «Примечательная вещь — после выхода в свет вашего «Диалога» люди, знающие математику, тут же перешли на сторону Коперниковой системы. Вот к чему привели запреты!»

Галилей был в прекрасном настроении и, отвечая другу, позволил себе поиронизировать: «То, что вы писали мне относительно последствий запрещения моего «Диалога», в высшей степени для меня неприятно, поскольку это может причинить великое волнение начальственным лицам. Ведь выдача разрешения читать «Диалог» столь ограничена, что их святейшество сохраняет его лишь единственно для себя самого, дабы в конце концов, что вполне может случиться, об этой книге совершенно забыли».

Стояла нестерпимая августовская жара. Галилей чувствовал себя очень плохо, но работы не прекращал. Диалоги, посвященные учению о движении и сопротивлению материалов, были готовы. Галилей хотел написать еще раздел о движении бросаемых тел, но опасался, как бы Эльзевир, не дождавшись рукописи, не уехал из Венеции. Он решил послать готовые части, дабы не задерживать типографов. Пусть начинают печатать! Остальное он дошлет потом вместе с заглавием, посвятительным письмом и предисловием. Это не могло послужить типографам помехой: первый лист печатался, как правило, в последнюю очередь.

Силы были на исходе. Он решил, отославши рукопись, дать себе некоторую передышку.

Посылка с рукописью, предназначенной для набора, благополучно прибыла в Венецию. Миканцио передал ее Эльзевиру. Тот клялся, что книгу в Голландии напечатают очень быстро. Галилей хотел по возможности обезопасить себя от будущих неприятностей или ослабить их остроту. Едва книга выйдет из печати, как его потянут к ответу: почему рукопись оказалась в Голландии? Помогут ли ссылки на принца Маттео?