Про «Современник» написаны книги, и он войдет во все театральные справочники как лучшая ветвь мхатовского дерева. Та же опознавательная система – «Славянский базар», Камергерский, Морозов, Немирович со Станиславским – но с другими данными. А именно: школа-студия – гостиница «Советская» – площадь Маяковского – Чистые пруды – Ефремов – Волчек – Толмачева – Табаков – Кваша… Исторический ликбез сегодня звучит как рекламный слоган, тем самым отпечатываясь в сознании нескольких поколений.
С другой стороны, энциклопедический памятник лишен массы историй с атмосферой времени. А истории были самые разные – драматические, трагические и легкомысленные, как мысли в голове завравшегося Хлестакова. Например, та, которая произошла с американским драматургом Олби, приехавшим в Москву в середине 60-х.
Молодой «Современник» поставил его пьесу «Баллада о невеселом кабачке» с Табаковым и Волчек в главных ролях. Олби был одним из немногих разрешенных в СССР иностранцев, и современниковцы носились с ним, как с дорогим гостем. В этом не было ни грамма общепринятой показухи: искренность и честность «Современника» удивляла и потрясала иностранцев. Олби не был в этом ряду исключением. «Баллада…» в московской версии ему понравилась. Потом выпивали. Когда скидывались по рублю, Олби протянул свои доллары, но артисты с гордостью их отвергли. Дальше они помчались в единственный работавший до утра в Москве ресторан ВТО.
– Больше не подаем. Кухня закрыта, – сказал им администратор в униформе.
– Как – закрыта? Только двенадцать часов! – Они атаковали сначала администратора, потом официантку Валечку. Та знаками показывала, что ничего не может изменить, и делала страшные глаза, что означало – сегодня дежурит начальство.
Как назло, артистов в ресторане было мало и кухня уже свернулась.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: – Видим, Олечка Бган (она снялась в двух популярных картинах) у окна сидит, ей только что «зубрика» принесли. «Зубрик» – это что-то вроде жульена на маленькой сковородке. «Видишь, человек голодный, из Америки приехал», – сказали мы ей, и она отдала Олби своего «зубрика».
А вот другая история, способная вызвать у многих приступ тошноты. У молодых же артистов – ее участников – в свое время она не вызвала ничего, кроме гогота удачливых охотников, сумевших накормить соплеменников. Происходила она в помпезной гостинице советского образца «Советская», где «Современник» временно имел пристанище до переезда на площадь Маяковского.
Репетировали в основном по ночам. Были бедные и всегда голодные. После того как варварски съедали все бутерброды композитора Хозака, заботливо упакованные его мамой, переходили к ресторанной пище. Первым номером в меню шла котлета по-киевски. Рецепт ее был оригинален: брались две не доеденные кем-то в ресторане котлеты, отрезались с той стороны, где их кто-то уже надкусил, и после обрезания соединялись в одну «деволяй». Блюдо пользовалось повышенным спросом, и ни о какой брезгливости не могло идти и речи. Котлетные объедки артистам приносили монтировщики, которые подрабатывали в гостинице полотерами.
Молодость, голод и азарт – необходимые составляющие успеха. Артисты репетировали день и ночь, и их жизнь походила на добровольный запой без минуты протрезвления. Воображение легко рисует типичную картинку, которую подправляют лишь чужие воспоминания. Вот Ефремов и его актеры на сцене. Незанятые в спектакле сидят в зале – таков негласный закон «Современника». На последнем ряду, свернувшись калачиком, спит Лелик Табаков – самый младший в ефремовской команде. Хотя он моложе всех всего-то на два-три года. Он тощий, все время мерзнет и натягивает на голову чье-то чужое пальто.
А вот история, доказывающая, как чистые порывы и невинность были «изнасилованы» опытом и изощренностью советской системы. И то, что дерзкими молодыми талантами принималось за свободу, было всего лишь ее иллюзией.
В Москву приехал другой американский драматург, Артур Миллер, пьеса которого «Случай в Виши» также репетировалась в «Современнике». Артисты, уже избалованные общением с западными знаменитостями, рвались с ним встретиться.