Галиндес

– Значит, научная работа. Что ж, науку я уважаю. Я всегда уважал науку, потому что благодаря ей человек перестает быть животным. Но Галиндес не был такой значительной фигурой, как теперь говорят. Конечно, теперь все о нем знают, даже радиопередача об этом баске была, но когда он умер, никто и внимания не обратил. Если бы Трухильо удовлетворился смертью одно баска, никакого шума бы не было. Может, и он сам тогда не кончил бы так плачевно свою жизнь. Ошибкой был его приказ убить Мёрфи, потому что тут на него насели американцы, особенно после кампании Портера. А уж когда он убил Октавио де ла Маса, чтобы скрыть убийство Мёрфи, тут началось. На нас напустилось все семейство де ла Маса, а брат Октавио стоял за убийством Трухильо. Знаете ли вы, сеньорита, сколько трупов в этой истории? Записывайте, сеньорита: баск Галиндес, был убит в тюрьме на девятом километре; пилот Мёрфи, который привез его из Нью-Йорка, был убит в Центральном полицейском отделении; де ла Маса был убит в тюрьме, после того как его вынудили подписать письмо, которое он даже не читал; доктор Ривера, который усыпил Галиндеса и был рядом с ним во время перелета из Нью-Йорка, впал потом в депрессию, бедняжечка, и ему дали цианистый калий, чтобы вылечить от депрессии и помочь ему покончить с собой; Глория Вьера, которую считали любовницей Галиндеса и которая на самом деле была любовницей Хромого, разбилась в автокатастрофе, а она не умела водить машину; ее «дружок», Хромой, один из тех, кто планировал похищение, бесследно исчез в один прекрасный день – вознесся на небо, как Дева Мария, или попал в братскую могилу, где его съели акулы. Но до этого он еще успел разделаться с предателем Альмоина, раздавив его в лепешку своей машиной. Вы знаете об этом? Знаете, конечно, знаете. Альмоина был галисиец себе на уме и вел игру на два фронта. С одной стороны, лизал все, что можно лизать, у диктатора и членов его семьи, а с другой – написал отвратительную книжонку «Деспотические режимы в странах Карибского бассейна». Он поставил на обложке псевдоним – Грегорио Бустаманте и думал под ним спрятаться. Чтобы лучше замести следы, он даже несколько раз оскорбляет самого себя. «Этот ничтожный галисиец», – пишет он; но Трухильо, конечно, знал, что Бустаманте и Альмоина – одно лицо, и выжидал, проявив больше терпения, чем с Галиндесом. Меня это удивляло, хотя, говорят, Трухильо обещал простить галисийца, если тот напишет уничижительный отзыв на книгу Галиндеса «Эра Трухильо». А потом ему надоело ждать, и 4 марта 1960 года он приказал задавить машиной и пристрелить Альмоину в столице Мексики. Именно так – сначала его переехала машина, а потом из этой машины вышел Хромой и выпустил несколько пуль в это тело. Я не хотел бы, чтобы у вас составилось обо мне плохое впечатление, сеньорита, но этот тип вполне заслужил свою участь: нечего было вести двойную игру, да еще такую непростую.

– Он прошел всю войну.

– И ничего оттуда не вынес.

– Он знал Галиндеса еще со времен эмиграции в Бордо и, возможно, просто пытался спасти жизнь ему и себе. А когда Галиндеса не стало, не захотел осквернять его память.

– А вы почитайте «Деспотические режимы в странах Карибского бассейна» – это грязная, отвратительная книжонка, вероломная.

Ты говоришь, что читала эту книгу и даже расписала ее. Полковник не очень понимает, что значит «расписать книгу», а перед твоим мысленным взором возникают карточки, множество карточек, на которые ты выписывала всю грязь, которую Альмоина выплеснул на Трухильо: тут и его жена, которой надоело обжорство и она занялась морализаторством; и голый Трухильо – ему нравилось после ванны появляться обнаженным перед своей свитой, которая начинала восторженно восклицать: «Какое тело! Какая фигура! Какая белоснежная кожа! Какая мускулатура! Конечно, женщины не могут устоять! Наш Главный – герой: он провел всю ночь с двумя женщинами в постели, и они выдохлись, а ему хоть бы что!» А это был кровожадный человек, способный истребить, обезглавить двенадцать тысяч гаитянцев, и ничто в его душе не всколыхнулось. Он пытался использовать в своих целях испанских иммигрантов, и от пяти тысяч, приехавших в Санто-Доминго в 1940 году, через семь лет осталось всего сто человек: остальные в ужасе покинули страну, потрясенные тем, что творил этот зверь, кроме таких иуд, как «бесчестный Альмоина». Он поносил самого себя, надеясь спастись, и Трухильо позволял ему верить в спасительность этой страусиной политики, пока однажды не решил разделаться с ним.