Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра

Однако немало коренных галичан пребывали в растерянности. Справедливо опасаясь возмездия за свое лояльное отношение к оккупантам, они толпами осаждали канцелярии губернаторов, градоначальников и местных властей в надежде получить пропуск на выезд в Россию. Количество выданных пропусков быстро перевалило за десять тысяч. Теперь их уже выдавали всем желающим без надлежащих проверок благонадежности. Поток беженцев нарастал. Дороги на восток превращались в живое человеческое море. Не ведая, чем кончится этот исход, крестьяне целыми селами спасались от репрессий, прихватив с собой весь домашний скарб, коров и лошадей.

Командование фронта старалось придать отступлению из Галиции организованный характер и свести к минимуму потери завоеваний в зимне-осенней кампании.

Начальник снабжения фронта Маврин издал приказ приступить к вывозу из Галиции «в спокойной обстановке всего, что годно для войск». Эти меры должны были осуществляться «под присмотром ответственных лиц с составлением описей и списков вывозимого имущества».

Помимо промышленного оборудования, хлеба, фуража, меди, лошадей, скота и другой живности, вывозу подлежали и предметы «исторического и артистического» значения.

Возле резиденции военного генерал-губернатора Галиции стояли десятки загруженных подвод с мебелью и другими предметами интерьера из дворца. Приемная же канцелярии и прилегающие к ней коридоры были забиты разношерстным народом. Одни пришли сюда, чтобы истребовать компенсацию за изъятое имущество, другие надеялись получить обещанные деньги за квартиры и другие услуги, немало было просителей за сидящих в тюрьмах близких и родственников. Российский люд, уже начавший было пускать здесь деловые корни, явился за помощью в ликвидации своих интересов.

В приемной губернатора публика была посолиднее. Здесь мало что напоминало о надвигающейся катастрофе. Молодой гусар был окружен товарищами, вид которых разительно отличался от офицеров в помятых мундирах с заросшими лицами, понуро шагающих в колоннах через город. Он рассказывал на французском забавную историю своего знакомства в Ницце с польской графиней. Его воспоминания время от времени прерывались восклицаниями, смехом и шутками.

Священник с интеллигентным лицом, в черной ситцевой сутане с массивным крестом на серебряной цепи, беседовал с полковником, вся грудь которого была увешана наградами. Святой отец беспокоился о православных священниках, которые по тем или иным причинам не могли покинуть свои парафин[220] в Галиции. Он высказывал надежду, что их безопасность будет гарантирована заложниками, вывоз которых из Галиции российское правительство возложило на губернатора. Собственно, он и прибыл сюда, чтобы дать разъяснение, кого из местных иерархов католической церкви следует включить в список.

Чуть в стороне о чем-то тихо дискутировал с коллегой лидер лояльной к российским властям польской партии народных демократов господин Грабский[221]. Эта партия связывала будущую независимость Польши с Россией. В своей докладной командованию Ширмо-Щербинский охарактеризовал ее как «проводящую русофильскую агитацию и популяризирующую воззвания Верховного главнокомандующего среди поляков в еще незанятых войсками районах Западной Галиции».

Грабский чувствовал себя здесь привычно, ведь он появлялся у Бобринского или его помощника генерала Половцева почти еженедельно. Губернатор питал к нему определенную симпатию, и его просьбы, которые в основном касались «незаконных реквизиций» культурных заведений и «беспочвенных подозрений и арестов», как правило, удовлетворялись. При нем граф позволял себе даже некоторые откровения в отношении своих чиновников: «Петроградские министерства присылают каналий, с которыми невозможно справиться. Они ломают всю политическую линию».

Цель сегодняшнего визита Грабского была упросить губернатора включить в список заложников десяток своих соотечественников однопартийцев и тем самым спасти оставляемую ими во Львове недвижимость от реквизиции австрийцами. Для себя Грабский избрал более надежный способ. Он нотариально оформил свой дом и землю в многолетнюю аренду своей знакомой госпоже d’Abancourt, указав в договоре якобы полученную по предоплате всю сумму сразу.

Забегая вперед, следует сказать, что Бобринский в большей части выполнил его просьбу. Списки заложников были опубликованы в последних выпусках газет и расклеены на афишных тумбах в городе.