Галиция против Новороссии: будущее русского мира

Попытки прокурора доказать факт «государственной измены» оказались несостоятельными. Чтобы избежать полного конфуза, суд приговорил нескольких обвиняемых к нескольким месяцам тюрьмы «за нарушение общественного спокойствия». Остальные подсудимые были полностью оправданы. Однако эта неудача не остановила полицейские и судебные репрессии против деятелей русинского возрождения, наоборот, они были расширены.

Судебные преследования галицких русинов продолжались вплоть до начала Первой мировой войны. Австрийские власти организовали еще несколько крупных процессов[31]. А также множество мелких судилищ. Таких, например, как состоявшийся в начале 1913 года суд над крестьянином из села Рипчицы Демчуком, который в разговоре с солдатом 80-го пехотного полка Максимом Крупою[32] сказал: «Если бы когда-то вспыхнула война с Россией, то, что вам от этого будет, если будете биться за евреев и поляков, лучше как пойдете на патрулирование, то сдайтесь добровольно». Подсудимый был приговорен к пяти месяцам тюрьмы[33]. На этот случай стоит обратить внимание еще и потому, что в 1914 году солдаты названного полка, укомплектованного в значительной части русинами, действительно отказались сражаться против русской армии.

Необходимо отметить, что в данном случае оборот «биться за евреев и поляков» свидетельствует не только и не столько об этнической розни (полонофобии и юдофобии), сколько о классовом противостоянии. Евреи и поляки составляли в Галиции большинство не только управленцев, но и людей зажиточных и являлись, преимущественно, городским населением. В то же время русины – в большинстве сельские жители, как правило, беднота. Не будем забывать, что первая волна украинской эмиграции в Канаду, начавшаяся в эти годы, состояла именно из галицких русинов, бежавших от беспросветной нищеты и политического бесправия, гарантированных им на родине. Таким образом, на противоречия этнические накладывались, резонируя их, противоречия социально-классовые. Широко представленные в галицийском политикуме сегодня идеи полонофобии и антисемитизма, оформились в XVI–XIX веках на основе социально-классового протеста, осложненного формированием антагонистических классов четко очерченными этническими группами. С изрядной долей схематизма и условности их можно определить как: евреи – буржуа и финансисты, поляки – аристократия и администраторы, русины – крестьянство, мелкие служащие самых низших ступеней, сельские священники, ведущие крестьянский образ жизни.

Отсюда видно, что если родившаяся тогда же галицкая русофобия имеет в основе своей гражданский конфликт, родившийся в русинском обществе в конце XIX века, а сегодня распространившийся на всю Украину и все еще не исчерпанный, то более древние полонофобия и антисемитизм базируются на внешнем, этно-классовом конфликте.

Продолжались и внесудебные преследования русинского населения. Власти запрещали изучение русского языка, чтение произведений русской литературы. Учащихся, заподозренных в русофильстве (а поводом к подозрению могло быть даже случайно сказанное русское слово) исключали из учебных заведений, как светских, так и духовных. «Правительство отбирало у населения найденные при обыске сочинения Пушкина и Гоголя, даже книги по сельскому хозяйству, если последние были изданы на русском языке», – писала уже во время войны русская печать, основываясь на информации, полученной от галичан[34].

Можно было бы предположить, что в данном случае мы имеем дело с преувеличением государственной пропаганды военного времени, но аналогичные сведения поступали и из других источников, в том числе совершенно независимых и заслуживающих абсолютного доверия. Так, например, известный русский писатель Михаил Пришвин, в качестве корреспондента посетивший осенью 1914 года занятые русской армией районы Галиции, записал в свой дневник разговор с семнадцатилетним львовским студентом-русином, вынужденным сжечь все русские книги из домашней библиотеки, опасаясь репрессий. «Он мне рассказывал о преследовании русского языка, не позволяли даже иметь карту России, перед войной он принужден был сжечь Пушкина, Лермонтова, Толстого и Достоевского. Преследовались даже слова, к завтраку он приготовил мне список слов, запрещенных для употребления гимназистами, слов русских»[35].

Власти предпочитали лучше не допускать русинов в учебные заведения, чем разрешить им изучение русской литературы и языка, что было бы неизбежным следствием получения русинами образования на родном языке (а иного они не знали). Стоит также заметить, что, согласно информации выходившей в Украине российской газеты «Слово», редактируемой тогда Симоном Петлюрой, к началу XX века уровень полной неграмотности (т. е. тех, кто не умел ни читать, ни писать) среди русинов Галиции достигал 79,8 %. Для сравнения – среди галицких поляков указанный уровень равнялся 52,8 %[36].