Галлахер великий

— Ничего страшного, мама знает, где я. Каждый вечер я прихожу сюда и стою часа по два.

— Всё равно, — говорит Галлахер. — Поздно. Спокойной ночи, малыш.

Ребёнок бросает тоскливый взгляд на Галлахера, потом на прекрасную женщину в витрине, облизывает губы, смотрит на дождь, падающий из тьмы, и принимает решение.

— Ладно. Через минуту всё равно всё закончится. Ночь!

И убегает в дождливую мглу.

Оставшись в одиночестве, Галлахер озадаченно рассматривает восковую фигуру, взгляд которой устремлён только вперёд.

Галлахер собирается уходить, но останавливается.

Глаза восковой куклы в витрине задвигались вслед за ним. И — судорожно вернулись в исходное положение. Уставились в одну точку. Застыли.

— Вот это да, — прошептал Галлахер. — Ничего себе…

Разинув рот, он отступает на шаг назад, потом приближается к огромному стеклу.

— Так вот, значит, в чём дело, — шепчет он. — Вот где собака зарыта. Так, так…

И он изумлённо таращит глаза. Струи дождя льются по его лицу, бумажная шляпа размякла.

Женщина по ту сторону стекла отсутствующим взглядом смотрит перед собой, ни один мускул на её лице не дрогнет.

— Привет, — шепчет Галлахер, еле обозначив улыбку.

Женщина не шелохнётся, а только смотрит в пустоту.

— Как тебя зовут? — шепчет Галлахер.

Женщина смотрит, вперив глаза в пространство.

— Я — Галлахер, — говорит человек под дождём. — Галлахер Великий. Слыхала о таком? Душа общества. Десяток тузов в колоде. В бумажнике — розовый куст. Я исполняю трюк на «индийском канате». А ты кто?

Льёт дождь.

Женщина смотрит в пространство.

— Ладно, — говорит Галлахер, — ты хотя бы не торчишь на холоде. В такую ночь не так уж много зрителей. Нам нужно держаться вместе. Мы — два сапога пара.

Женщина смотрит в пространство.

Галлахер сначала отводит взгляд, потом поворачивает обратно.

И на этот миг глаза женщины мечут ему вслед взгляд, но стоит ему снова посмотреть на неё, как взгляд мгновенно застывает.

— Попалась! — торжествует он.

Он подходит ближе и снимает перед ней шляпу.

— Так, значит, ты живая, — шепчет он. — Или то, что они называют живой. Тебе здесь здорово достаётся. Что именно? Каждый вечер и каждый вечер? Восьмичасовая смена и каждый час пятиминутный перерыв? Что тебе говорит весь этот одинокий люд вроде меня, который собирается здесь в полночь? Небось изливают перед тобой всю душу без остатка, когда рядом — никого. А тебе приходится тут стоять, просто стоять и стоять, и всё это терпеть. Ты умеешь читать по губам? Конечно, умеешь. И понимаешь всё, что я тебе говорю.

Женщина его не видит.

— Я скажу тебе, — говорит он тихо под барабанящий дождь с бумажной шляпой в руке. — Я скажу тебе то же, что говорят все остальные. Но тебе не нужно меня бояться. Ты прекрасна. Поистине прекрасна. Сколько тебе? Двадцать пять?

Женщина уставилась в ночную тьму.

— Как ты дошла до такой жизни? — спрашивает он ласково, близко к стеклу. — Что с тобой стряслось? Хорошенькая девушка, весь мир пробегает мимо тебя, а между вами — стекло. Холодное стекло. Правда, оно защищает от ветра. А? Точно, точно.

Женщина смотрит в пространство.

Галлахер сминает бумажную шляпу в комок, и он исчезает.

— Видишь? Я факир. Я могу всё. Что ни прикажешь. Только скажи. Могу осчастливить тебя. Осчастливить? В момент!

Из пустой ладони возникает лоскут ярко-синего шёлка.

— Пожалуйста! — Он смотрит на него. — Нет, это синий — цвет, навевающий грусть. Не то. Опля! Так-то лучше!

Он поглаживает шёлк до тех пор, пока он не становится ярко-оранжевым — цветом счастья.

— Чего ещё изволите? — спрашивает он у витрины. — Всё сделаю. У меня фокусов больше, чем в Африке слонов.

Шёлк исчезает.

— Ах, — вздыхает он. — Может, счастье вовсе не в этом? Куда оно подевалось? Будь я проклят, если знаю. Спокойной ночи, леди. Я зайду в следующий раз. Поболтаем, а то тебе, наверное, одиноко.

Женщина смотрит только в темноту.

— Я загляну к тебе. Злоупотреблю своим преимуществом, прожужжу все уши. Проведу бесплатный односторонний сеанс психоанализа, облегчу душу. Спасибо за внимание. Меня зовут Галлахер, а как тебя величать, прекрасная дева?

Женщина таращится в пустоту.

Галлахер уже собирается уходить, но останавливается как вкопанный, поражённый увиденным, и оборачивается.