Заглянув в комод, Оливия находит ночную сорочку. Слишком большую и длинную, но какая разница? Ткань мягкая и теплая, поэтому Оливия с наслаждением в ней тонет.
Она не слышала, как приходила Ханна, но на пуфике ее поджидает маленький чайный поднос, а на нем – миска тушеного мяса, ломтик хлеба, кусочек масла. А еще – персик. Из прорези замка в двери торчит золотой ключик. Прижавшись ухом к дереву, она поворачивает ключ, наслаждаясь скрежетом защелки и весом металла в своей руке.
Мясо сытное и горячее, у хлеба хрустящая корочка, а внутри нежный мякиш; персик идеально сладкий. Покончив с ужином, Оливия падает в постель в полной уверенности, что никогда не ощущала себя такой чистой и спокойной.
Оливия будто кутается в эти слова: пусть эхом звучат в голове, но тело ее утопает в перине, а душа отдается сну, и слышит она лишь голос Мэтью:
«Мой отец это письмо не посылал», – сказал кузен, бросая конверт в пламя.
Но если его написал не Артур Приор, то кто же?
Глава шестая
Сон никак не идет.
Дом слишком велик и слишком тих. Не слышно привычного шума, ни тебе скрипа пружин, ни шагов матушек, ковыляющих по коридорам, или уличного гула за стенами школы.
Вместо сонного сопения пары десятков девочек – только дыхание самой Оливии да шорох простыней, когда она вертится на чересчур большой кровати.
Поэтому Оливия лежит без сна в обнимку с дневником матери и вслушивается в мелодию Галланта.
Годами Оливия изучала музыку Мериланса, шарканье босых ног в носках по полу, сонное бормотание посреди ночи, посвистывание и щелканье труб отопления, стук трости старшей матушки по деревянному настилу, когда директриса обходила владения.
Но здесь, в чужой постели, Оливия не слышит ничего.
Чуть раньше доносились звуки шагов Ханны и Эдгара, еле различимый шум их голосов в коридоре. Щелчок захлопнувшейся двери: Оливия догадалась, что это был Мэтью. Но уже поздно, все стихло, остался только приглушенный покой, стены слишком толстые, замки и ставни не пропускают ночь в дом.
Затишье невыносимо. Оливия чиркает спичкой, с наслаждением прислушиваясь к ее треску, расцветает огонек пламени, прогоняя тьму. Что-то дергается на краю поля зрения, но это лишь тень пляшет на стене. Оливия зажигает огарок свечи и открывает дневник, чтобы почитать, хотя давно выучила все наизусть.
Оливия читает, блуждая пальцами по странным рисункам. В неровном свете огарка зрение играет с ней злую шутку, искажая чернильные цветы, пока не начинает казаться, что те движутся.
Читать последние, более мрачные записи Оливия не любит, потому пролистывает их, выхватывая взглядом фрагменты.
И так, пока записи не обрываются. Неровный почерк исчезает, остается лишь пустое пространство, незаполненные страницы до самого конца, где ждет послание:
Ее взгляд падает в самый низ.
Прищурившись, она взирает на слово, что долгие годы было для нее загадкой, – и это все еще загадка. Оливия откидывает одеяло и встает. Галлант всегда был просто словом – последним, которое написала мать. Теперь Оливия знает – это дом, ведь она здесь, и, если ей разрешили остаться всего на одну ночь, нужно увидеть как можно больше. Изучить пространство, где жила Грейс, будто это знание поможет объяснить что-то другое.
Ключ со щелчком поворачивается, и Оливия тихо выглядывает в коридор. Во всех остальных комнатах темно, лишь под одной дверью горит узкая полоска света. Заслонив ладонью огарок, Оливия выходит, скользя босыми ногами по полу.
Она обожает звуки, но умеет двигаться бесшумно.