Галлюцинация

Вернувшись, – обрати внимание! – первым делом закрыл дверь на засов. Я это точно помню, потому что рычаг поддался с большим трудом. Засов-то, если не считать мужика, в последний раз задвигала еще покойная тетя Капа, и за десять лет механизм застопорился. Мужик со своей немереной силушкой этого даже не заметил, а я весь взмок, пока управился. Открывать было не в пример легче. Потом я разулся, положил продукты в холодильник, заглянул в комнату. "Медведь", замерзнув, скукожился и залез под одеяло с головой, но, судя по богатырскому храпу, особых неудобств не испытывал. У меня же самого зуб на зуб не попадал: на улице к ночи здорово похолодало, а идти до супермаркета почти полчаса. Закрыл я форточку и пошел греться под душ.

А когда вышел, обнаружил, что мужика в квартире нет. Мало того, нет никаких признаков, что он тут был. Из шкафа в прихожей исчезли шуба, шапка и унты, со стула у кровати – "напузник", из буфета – пятьдесят тысяч, которые он мне дал. Даже вмятины от головы на подушке не осталось. Даже запаха перегара в комнате! Только разобранная постель на диване, но ведь это моя постель!

Я облазил всю квартиру. Искал в шкафах, под мебелью, даже на антресолях. Никого. Засов закрыт, окна заклеены. Форточки тоже закрыты, да и потом, в форточку такой бугай мог просунуть разве что голову. Но я все равно не поленился, сбегал на улицу проверить следы. Под окнами – нетронутые сугробы и припорошенные снегом кусты. В общем, вывод очевиден. Как ты думаешь, Кристина, это лечится?

– Больно ты скор, как я погляжу. Мы еще диагноз не поставили, а ты уже о лечении спрашиваешь.

Она отодвинула пустую чашку, встала и медленно обошла квартиру, которая когда-то побыла ее домом. За эти годы здесь мало что изменилось. Олег так и не избавился от мебели, доставшейся ему от покойной бабушки-тети. В прихожей стоял тот же шкаф для верхней одежды и обуви, в комнате – уродливый шифоньер и древний буфет, повторяющий очертаниями Нотр-Дам де Пари, секретер и книжный шкаф семидесятых годов двадцатого века. Только обеденный стол сменился письменным да появилось несколько дополнительных навесных полок со всевозможными техническими справочниками и жестянками с радиодеталями, а также стеллаж с инструментами. Разложенный диван был застелен голубым постельным бельем с красно-зеленым геометрическим рисунком, одеяло небрежно брошено поверх простыни, в изголовье – большая подушка с наволочкой из того же комплекта. Кристина осмотрела постель, прошлась по комнате, на ходу открывая и закрывая шкафы, подошла к окну, отодвинула занавеску.

– Бесполезно, – сказал Олег у нее за спиной. – Никаких следов. Можешь мне поверить: уж я постарался ничего не пропустить. Никуда не денешься, это была галлюцинация.

– Ну хорошо, допустим. Разговор может получиться долгим, пошли на кухню.

Следующий час она мучила его самыми разными вопросами. Не падал ли он в последнее время, не получал ли ударов по голове? Бывают ли у него мигрени, тошнота, головокружения? Чем он болел и какие лекарства принимал за последний год? Не замечал ли, что временами у него резко ухудшается зрение? Не страдает ли он бессонницей или, напротив, повышенной сонливостью? Как часто потребляет алкоголь, кофе? Нет ли у него проблем с памятью? Не перенес ли он недавно тяжелую душевную травму: утрату близких, болезненный разрыв отношений, ранящую несправедливость, жестокость? Не был ли свидетелем катастрофы с человеческими жертвами? Не было ли несправедливым его увольнение? Как сильно угнетало его отсутствие денег и работы? Что из событий последних лет переживал особенно тяжело? Не замечал ли, что люди странно на него косятся, пересаживаются подальше, становятся преувеличенно вежливыми, торопливо сворачивают разговор? Не было ли у него в семье случаев психических заболеваний? Как часто ему снятся кошмары? Бывают ли у него яркие сновидения, трудно отличимые от реальности?

Потом Кристина попросила Сухарева рассказать обо всех событиях минувшего дня начиная с утра. Ей пришлось выслушать массу утомительных подробностей – о микросхемах, о симптомах гриппа у Олеговой матери, о лекарстве, которое нашлось только в четвертой по счету аптеке, об особенностях приготовления "правильного" куриного бульона и клюквенного морса и полной неспособности Олегова отца к ведению домашнего хозяйства. Но она не пыталась влиять на ход повествования, не торопила, не предлагала пропустить незначительные эпизоды, слушала внимательно и терпеливо. Ей было важно понять, изменится ли манера рассказа, когда Олег дойдет до встречи с "медведем" и последующих событий. Если эти события – игра его воображения, степень детальности, скорее всего, снизится.