Именно по этим двум причинам единственными системами мер, приписываемыми галлам и которые дошли до нас, являются меры длины и площади. Leuca,
или leuga, породившая французское «Неие» (лье), является, вероятно, наибольшей единицей длины, между 2200 и 2400 м, в зависимости от региона. Меньшие меры длины, как в большинстве других цивилизаций, соотносятся с частями человеческого тела — в числе прочих локоть, фут (стопа), дюйм (большой палец). Так, в кельтском оппидуме Манчинг в Германии нашли градуированный шток, определяющий фут как 30,9 см, что, кажется, служило исходной мерой при строительстве, ведшемся в этом месте. Латинскими авторами были упомянуты две меры площади. Cantedum (латинизированная, испорченная форма галльского cantedori) является единицей площади, равной примерно 20 ар — квадрат со сторонами примерно 44 м, или сто локтей. Arepennis нам знаком уже ближе, так как от него происходит французское «арпан». Это квадрат площадью 12,5 ар.Галльские монеты нам известны, конечно, гораздо лучше, поскольку при раскопках их находили сотнями тысяч. Такой способ оплаты галлы стали практиковать весьма поздно, так как большая часть сделок происходила на меновой основе. Только во время своих первых великих военных экспедиций, в IV в. до н.э., они открыли греческие монеты. Они больше интересовались их металлом и образами, отчеканенными на них, а не тем, что они являются средством обмена. Но пассивным образом они пользуются этими монетами, беря ими жалованье за свои услуги наемников. Тогда такие монеты становятся для них скорее престижной вещью. Они большее значение придают содержащемуся в них золоту, чем тому, что они являются универсальным средством платежа.
Мысль самим организовать свою чеканку монет первым пришла в голову транспаданским галлам. Это было в конце IV века, и на то их вдохновила массалийская серебряная драхма. В Трансальпийской Галлии галльские монеты впервые чеканятся в начале III века. Они представляют собой довольно верное подражание статеру Филиппа II Македонского. На лицевой их стороне изображена голова Аполлона, а на обратной — колесница, влекомая двумя лошадьми. В последующих сериях мы видим, что модель все более искажается и переистолковывается — греческая надпись «PHILIPPOU» замещена какими-то каббалистическими знаками; одна из двух лошадей исчезла, жезл возничего превратился то ли в меч, то ли в ветвь. Первые галльские статеры сохраняют вес (около 8 граммов) и пробу своих прообразов. То же относится и к полустатерам и четвертьстатерам. Однако очень быстро вес и качество металла изменяются (некоторые монеты представляют собой куски из бронзы, покрытой золотом), и трудно представить, что такие обломки могли играть роль общей меры обмена между разными галльскими народами. Если это так, то приходилось использовать весы, чтобы взвешивать монеты, что совершенно неудобно. Такие малоразмерные весы постоянно попадаются археологам при раскопках жилых мест. Что касается сделок с иностранными торговцами, то они однозначно совершаются не с помощью галльских монет: количество их видов непрестанно увеличивается, и довольно плохое качество сплава не ускользает ни от чьего внимания.
В середине II века, можно сказать совершенно определенно, благодаря торговле со Средиземноморьем, три народа центра и востока Галлии — эдуи, секваны и лингоны — прекращают чеканку золотых монет и, вероятно, подстраиваются под серебряный динарий, имевший хождение в Риме. Чеканка серебряной монеты, на что вдохновил римский динарий или массалийская драхма (по весу в два раза тяжелее динария), распространяется по всему юго-востоку Галлии. В других областях развивается иной тип чеканки с использованием нового сплава бронзы и олова — потина. Но монеты из золота, серебра и бронзы пока продолжают чеканить. Сейчас нам сложно представить систему соответствий монет разных достоинств, из таких разных металлов. Уже тогда было трудно предположить, что они легко конвертируемы. Влияние римских и массалийских монет распространяется не только на природу металла и достоинство монеты, но также на образ и надпись, отчеканенные на ней. Изображения животных или абстрактные мотивы все больше уступают место образам политических мужей — Думнорикса, Верцингеторикса, Коммия и т.д.