Галобионты

– Что касается Саши Александрова, то здесь было очень просто. Я ведь уже тогда занимался исследованиями в области молекулярной биологии и генной инженерии. Однажды, когда Сашка был еще жив, у нас с ним завязался разговор о моей работе. И он полушутя-полувсерьеэ предложил мне себя для моих экспериментов. Помнится, он сказал что-то в таком роде: дескать, при его образе жизни неизвестно, доживет ли он до женитьбы и до появления детей, а так, хотя бы будет надежда, что он не совсем, как он выразился, «закончится». Я почему-то сразу ухватился за эту идею. Не знаю, – задумчиво говорил Антон Николаевич, – может быть меня уже тогда хотелось создать своего Сашку Александрова. Он ведь был, по существу, единственным человеком, который вызывал во мне симпатию и уважение.

Степанов помолчал, вспоминая далекие годы своей молодости. Дзержинец снова задал профессору наводящий вопрос:

– И что же, вы уговорили его завещать свое тело науке?

– Собственно, и уговаривать особенно не пришлось. Мы быстро оформили все документы. И больше не возвращались к этой теме. – Степанов снова помолчал немного, потом добавил с печальной и растерянной усмешкой, – самое забавное, полковник, что я начисто позабыл об этом договоре. Прошло несколько лет и я ни разу не вспомнил о Сашкином завещании, но как только пришло страшное известие о его гибели, я тут же ухватился за эту возможность. Благо, все документы были в сохранности.

Дзержинец вновь испытал удивление: у него ни разу не возникло ни единого подозрения по поводу того, что Степанов может иметь при себе подобную «память» об умершем друге.

– А как было с женщиной? – поинтересовался полковник. – Я видел фотографию вашей бывшей супруги всего один раз, но при первом взгляде на женщину в барокамере, понял, что это полная ее копия. Неужели вы запаслись и ее клетками?

Степанова несколько покоробило это дилетантское выражение. Будь он в другом расположении духа, оно немало позабавило бы его. Но, как и всегда, любое упоминание о Любаше, вызвало в душе Антона Николаевича острую боль.

– Что касается моей бывшей жены, – глухо заговорил Степанов, – тот в этом целиком заслуга Тихомирова. Я послал его к родителям Любаши. Не знаю уж, какими средствами, но ему удалось стащить из их дома ее косу, которая хранилась там, как я знал, еще с тех времен, когда она училась в школе. Я опасался, что материал окажется не совсем подходящим, но все прошло прекрасно. Как вы справедливо заметили, галобионтрисса оказалась практически полной копией моей Любаши. Во всяком случае, внешне. Впрочем, – прибавил Степанов с сардонической ухмылкой, – судя по тем сведениям, которые я получил от Геракла, ее внутренние качества также очень близки к оригиналу.

– То есть?

– По словам Геракла, – объяснил Антон Николаевич, – между ними на острове завязалось нечто вроде романа.

Представляете? – физиономия профессора перекосилась от злобы. – Как это романтично! – хохотнул он. – Прямо сюжет для мыльной оперы: пара юных и прекрасных галобионтов, волею судьбы заброшенных на необитаемый остров и счастливо соединившаяся под тропическом небом, жестоко разлучена бесчеловечным злым гением – их создателем.

– Не надо так, Антон Николаевич, – неожиданно мягко проговорил Дзержинец, – все уладится. Не хочу делать вам еще больнее, но если бы вы предупредили меня о своих намерениях, я бы приложил все старания к тому, чтобы поддержать их. Эта идея – я имею в виду соединение разнополых галобионтов – сама по себе весьма привлекательна и интересна. К тому же, я хорошо понимаю, что для вас значит эта женщина.

Видя, что от этих слов профессор совсем понурился, полковник добавил:

– Все наладится, Антон Николаевич, верьте мне и возьмите себя в руки. Ситуация складывается очень благоприятно для нас с вами.

– Хотелось бы, чтобы это было правдой, – угасшим голосом проговорил Степанов.

* * *

Видно, сама судьба хранила галобионтов. Едва Алекс и Геракл покинули Базу и отплыли на безопасное расстояние от нее, все вокруг них содрогнулось от мощнейшего взрыва. Гераклу повезло больше, чем Алексу, он успел укрыться за уступом подводной скалы. Взрывная волна подхватила Алекса и швырнула его в эту самую скалу. На миг он потерял сознание от сильного удара. Однако инстинкт самосохранения заставил Алекса придти в себя и подплыть к Гераклу.

Они потеряли счет взрывам, последовавшим сразу после первого. Очевидно, вся База была нашпигована взрывчаткой. Это не удивило Геракла, поскольку он понимал, что только такой мерой Дзержинцу и профессору можно будет обезопасить себя. Все вышло именно так, как он и предполагал. Но все же зрелище разрушаемой на мельчайшие осколки Базы не сразу смогло уложиться в сознании Геракла. То, что он посчитал безумной догадкой, оказалось страшной правдой.

«Обратной дороги теперь у меня нет, – подумал Геракл, кусая губы, – я сам все испортил и теперь должен расплачиваться за свой проступок».